Награда и муки (Публицистика) :: Астафьев Виктор Петрович
Страница: 55 из 57 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕГода изменят нам походку, 08.08.10 - 05:29 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
И вот, в неурочный час, во время проливного дождя, не взявши с селян за работу ни копейки (нечего и не с кого брать - уяснили "деляги"), Егор и покидает друга Степана, и деревушку, обескураженно кому-то грозя, что подается он не куда-нибудь, а аж на Камчатку! Отчего, почему на Камчатку?! Но герои Нагибина всегда совершали и совершают этакие вот крайние, безрассудные поступки, вроде детей: "Не даете? Окно разобью!" И в этом какая-то неотразимая симпатия - всегда как-то смешно и жалко подобных "героев". Национальная, наверно, черта эта наша - бунтовать - вот оттого и грохает.
Степан благоговеет перед другом - этот даст жизни! Ему что? Ему и Камчатка нипочем! А сам он остается в тихом доме, у обворожительно ласковой вдовы, заниматься сельским трудом - где уж ему до Егора?! В дальнейшем автор переименовал рассказ. Видно, коробило кого-то из редакторов прежнее название. Советские воины, освободители, симпатичные мужики, "положительные" во всех отношениях герои - и вдруг - "деляги". Стал он называться, может, и более точно, но как-то вяло - "Пути-перепутья", и ох, какие пути-перепутья видятся у этих "героев", которых бесчисленное множество встречалось на послевоенных дорогах, и как ясен, прост "жизненный предел" мастерового человека - Степана. У нас литературу часто уподобляют райсобесу иль церкви, которым надлежит оказывать всём и всяческую помощь, ну если не литературную, то хотя бы духовную, хотя бы замолить чьи-то грехи, утешить что ли заблудшую душу. Именно в такой вот помощи нуждался и я тогда, ибо прочел рассказ в госпитале или перед демобилизацией из нестроевой части, теперь уж не помню, тоже пребывая в пугливой растерянности - куда идти? К кому? Как жить? Чем? Где? Но Егор со Степаном уже попробовали жить той жизнью, что ожидала вскорости меня и миллионы таких как я "деляг", - уже шли вперед и трудно, с сомнениями, порой, как саперы, - на ощупь прокладывали путь к будущей жизни. Это было и навсегда осталось в Нагибине: точно угадывать нужду человеческую, вовремя подставлять свое плечо - для опоры - ближнему своему или, как велеречиво и заношенно это называется в нашей критике, "откликаться на злобу дня". Откликались-то у нас многие и в литературе, и на сцене, и в кино, и в живописи, да ответное эхо часто не доносилось, ибо сама по себе "злоба дня", животрепещущая тема, может быть, лишь скомпрометирована, коли к ней идут с холодным сердцем и ремесленными устремлениями. Художник, если он истинный художник, достигает ответного чувства посредством сострадания, переболевая болезнями каждого человека, раньше других пропуская через себя, через свое сердце токи времени, порой болезненные, рвущие сердце, и, приняв уж на себя удар, ослабливая своей болью боль ближнего, выходит к людям со своими мыслями, со своим видением и толкованием действительности. Откликнуться "на злобу дня" у нас всегда было достаточно писателей, но принять груз сегодняшней, быстрой и бурной жизни хватало сил и желания далеко не у многих. В конце сороковых, в начале пятидесятых годов таких писателей были единицы, остальные все еще шли сомкнутым строем под команду, пели привычные, бодрые песни, пробовали печатать шаг, но на разбитых войной дорогах "строевым" не получалось, маршировали вразнопляс, однако строй покидать не хотелось - в строю, в толпе, было легче, надежней, привычней. Поэзия первая почувствовала сбой в сомкнутом строю, первой вспомнила, что времена другие, стало быть и песни надобны другие, и первой начала осваивать "мирный материал", однако постоянно чувствуя спиной жар и пламень войны, шевелящий ее упругие крылья. Проза тащилась где-то в неближнем обозе, как будто и не было Великой русской литературы, ни традиций ее, - унылый примитивизм, казарменная скука, упрощенная, как в военном уставе, мораль, умильные слова, банальные мысли, бодренькие, слащавые "герои". |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|