Не быль, но и не выдумка - Фантастика в русской дореволюционной литературе   ::   Ревич Всеволод

Вокруг них складывается круг литераторов, которых мы вправе уже считать профессиональными писателями; Херасков, Сумароков, Левшин, Чулков, Эмин, затем Фонвизин, Крылов, Карамзин, Державин, Радищев... Разумеется, я не претендую на полноту даже в перечне, иначе пришлось бы говорить еще об очень многом, например, о той роли, которую сыграл в развитии русской литературы М. В. Ломоносов. Не меньшее значение имело и то, что постепенно появляется новый, демократический, разночинный читатель. Русская беллетристика того времени складывалась под сильным воздействием французских просветителей - Вольтера, Руссо, Монтескье... Наши книги тоже были философско-нравоучительными. А для такого содержания утопическая форма подходила как нельзя лучше. При этом никакого значения не имело, происходит ли действие на неизвестном острове, куда попадает разбитый кораблекрушением корабль (любимый прием авторов утопий), либо в какой-нибудь и впрямь существовавшей стране, вроде Древнего Рима. Совершенно очевидно, что автор не ставил себе целью воспроизводить историю хотя бы в малой степени и Рим в данном случае - всего лишь псевдоним острова Утопия. Писатели и сами прекрасно отдавали себе в этом отчет. Михаил Херасков так характеризовал свою повесть "Нума, или Процветающий Рим": "Сия повесть не есть точная историческая истина, - она украшена многими вымыслами, которые, не уменьшая важности Нуминых дел, цветы на ней рассыпают, - Нума здесь представляется, каков он был и каков мог быть". Таких романов, повестей и драм, начиная с 60-х годов, было написано немало. Однако историю русской фантастики хотелось бы начать не с них, а с произведения, стоящего несколько особняком, но с сегодняшней точки зрения значительно более занимательного. Я имею в виду повесть Ф. Дмитриева-Мамонова, которая под названием "Дворянин-Филосов, аллегория" вышла из печати в 1769 году, а затем была переиздана в 1796 году в Смоленске. За полной недоступностью для массового читателя этой книги, как и многих других, о которых пойдет речь, позволю себе кратко изложить содержание, перемежая его цитатами, чтобы дать почувствовать своеобразие русского языка, коим пользовались литераторы того времени, в иных случаях сохраняя и старинную орфографию. Итак, некий "Дворянин-филосов, имея время и способность рассуждать, к чему разум человека возноситься может, получил некогда желание сочинить план света на пространном месте своего селения. Он всегда почитал систему Коперника, сходною с делом, и для того предпринял тем планом подражать его системе". Поясню теперь современным языком, что именно затеял наш "филосов" от нечего делать. Он начертил в своем поместье орбиты, обвел на них острова-планеты и населил их живыми существами, стараясь строго соблюдать масштаб в размерах как "планет", так и обитателей. На Земле, например, у него живут муравьи, на Сатурне - лебеди, а на Сириусе страусы (строфокамилы). Правда, желание не отступать от научной точности сразу же привело хозяина поместья к некоторым затруднениям. Так, по его расчетам, получилось, что орбиту Сатурна пришлось бы отнести на 120 верст от центра круга, а "...как располагал он сей план для единого себя увеселения, то какое было бы увеселение искать Сатурн в такой отдаленности?" Вот и пришлось поступиться принципиальными соображениями. Но это еще не фантастика. Фантастика начинается тогда, когда в один прекрасный день у философа собрались гости и получили чудесную возможность не только обозреть сию деревенскую модель Вселенной, но и услышать разговоры разных "планетян". Для начала выяснилось, что муравьи - жители Земли - разделились на черных и серых, расу господ и расу рабов.