Победаст, он же Смердячок   ::   Гергенрёдер Игорь

Смердячок и простецы

Физиологический очерк

Понятие «натуральная школа», относясь к русской литературе девятнадцатого века, включает в себя, как известно, дефиницию «физиологический очерк». Определение подразумевает особенную кропотливость при разборе жизненных явлений, мысль о чём запала мне на мероприятии под названием «Вечер водки». Его организовал в Берлине один из клубов, объединяющий отчасти тех, кто преисполнен интереса к многообразию культур мира. Тон задавали поклонники России. Мы под возгласы одобрения продегустировали водку «Исток», за которой последовали «Белуга», «Фёдор», «Горбачёв», «Ельцин». Когда была предложена водка «Пушкин», я сказал:

— Если бы здесь оказался русский простой человек, впервые попавший на Запад, его не столько удивил бы широкий выбор. Он усмехнулся бы: на выпивку собрали, а на закуску не хватило!

Мне улыбчиво кивнул славист, посещавший Россию:

— Верно. Русские, выпив водку, что-нибудь едят.

Я хотел было перейти к соображению, что россияне посмотрели достаточно западных фильмов, дабы запомнить: тут пьют, не закусывая. Много ли нынче найдётся простецов, полагающих, будто причина — экономия? Пока я колебался, стоит ли на сей счёт порассуждать, одна дама сообщила, что побывала в Москве на приёме, где подали фаршированную грибами молочную телятину с овощами и вишнёвым соусом. Грибы были определённо не шампиньоны, не трюфели, но какие именно, дама затруднялась сказать. Начался обмен предположениями. Тогда я поддался соблазну придать беседе интеллектуальный характер и предложил соотнести приёмы в Кремле с русской литературой. Конкретнее: с романом Достоевского «Братья Карамазовы».

У западных людей, если им интересна культура, подобные идеи, упоминание имени Достоевского неизменно находят отклик. Все оживились.

— Кого из героев романа, — спросил я, — было бы неожиданно легко представить на месте первого лица в Кремле? Не знаю, как это лицо, но герой Достоевского в блюдах разбирается, его называют бульонщиком. Он неискренен, скрытен, его трудно вообразить высоким и густоволосым.

— Это Смердяков, убийца! — произнёс нахмурившийся славист.

Наступило молчание, потребное для обдумывания. Затем раздалось:

— Можно подкрепить связь? Смердяков был далёк от обладания какой-либо властью.

Мне помнилась характеристика, какую дал Смердякову Иван Карамазов, я передал то, что теперь привожу в точности. Иван говорит отцу о Смердякове: «Передовое мясо, впрочем, когда срок наступит.

— Передовое?

— Будут другие и получше, но будут и такие. Сперва будут такие, а за ними получше.

— А когда срок наступит?

— Загорится ракета, да и не догорит, может быть. Народ этих бульонщиков пока не очень-то любит слушать».

Можно улыбнуться: после Достоевского сколько уже раз загоралась ракета. И какие приходили первыми: кто похуже или получше?.. Замечу — речь не о том, чтобы разобраться, насколько точно Достоевский предугадал нынешнего правителя и предугадал ли вообще. Цель — яснее разглядеть его характер, и тут литературные параллели не повредят, как не повредит сравнение бульона с полонием. Вряд ли мне возразят, что подача полония не в чае, а в бульоне, коли скорее представится такой случай, не исключалась при разработке операции.

На вечере, о котором я сказал, от деталей вскоре отвлеклись, предпочтя дискуссию широкого плана: «Кто виноват?» Она не оставляла ничего иного, как мысленно конкретизировать её, дополнить и продолжить. Я назвал изложенное физиологическим очерком, вопреки предполагаемым возражениям, что это — не совсем то. Если говорить по сути, важнее суть.

У желающего долго удерживать в России верховную власть есть нехитрое средство: играть на нелюбви части россиян к Западу.