Родное небо   ::   Молоков Василий Сергеевич

Никогда не забыть мне тех дней, когда весть о победе Великой Октябрьской социалистической революции долетела до нашей школы. Закипела, забурлила жизнь на авиастанции. Был создан революционный солдатский комитет. Много ли я тогда понимал в политике, но идеи революции, первые декреты Советской власти были так ясны и понятны, так отвечали интересам народа, из низов которого я вышел, что для меня не было иного пути, как служить революции.

Я старался делать все, что в моих силах. Красным авиачастям были нужны механики - значит, мы должны как можно лучше и скорее овладеть своим делом.

За зиму удалось основательно изучить самолет, познакомиться с теорией. Трудно было мне, только что научившемуся грамоте, штудировать учебники. Лишь большое упорство да практические навыки, полученные на острове Дегербю, помогли мне преодолеть этот первый рубеж в моей летной профессии. Я по-хорошему завидовал тем, кто в детстве мог учиться в школе. Мне же до всего приходилось доходить самому.

...Май 1918 года. В осуществление ленинского декрета о праве наций на самоопределение Финляндии была предоставлена независимость. К нам пришло распоряжение - авиастанции с острова Дегербю и из города Або перебазировать в Россию, на Волгу.

Самолеты и оборудование станций были отправлены по железной дороге в Самару. Наш отряд прибыл туда несколько раньше. Разместились мы в духовной семинарии. На верхнем этаже - семинаристы, внизу - мы. Жили мирно. Семинаристы старались держаться от нас подальше, как от чертей, да и мы не докучали им. С нетерпением ждали самолетов. Наконец они прибыли, но... без крыльев. Где-то, видно по злому умыслу, отцепили от состава платформу с крыльями. А тут - тревога! На Самару наступают белочехи. Как известно, в мае 1918 года чехословацкий корпус, сформированный в царской армии из пленных чехов, поднял контрреволюционный мятеж. Первый бой наш отряд, срочно организованный из ста пятидесяти моряков, принял под Самарой на станции Липяги вместе с красноармейцами и рабочим ополчением.

Наша передовая цепь растянулась километра на два, каждый боец вырыл себе небольшой окопчик. Установили пулеметы, снятые с разобранных самолетов. Впереди колышками наметили дистанцию для прицела. Я вспоминаю, как все спокойно и уверенно делалось, хотя за нашей передовой цепью никого не было, да и вооружены мы были слабо.

Утром из небольшого леска появилась конная группа белочехов. Они намеревались обойти нас с фланга. Но тут ударило наше орудие. Снаряд угодил прямо в центр вражеской группы. Послышались крики, ржание лошадей. Конники остановились, среди них началась паника. Однако, оправившись от неожиданного удара, чехи двинули на нас свою пехоту. Стрелки шли в полный рост плотным строем, на ходу стреляли. Мы лежали в окопчиках и, чтобы огонь вести точнее, ждали, когда они до колышков дошагают. Стреляли мы неплохо, но силы были слишком неравными. Против полутора тысяч наших бойцов наступало более двенадцати тысяч чехов. Пришлось нам отступать к Самаре. Наш путь лежал через глубокие овраги и реку Самарку, которая делала здесь несколько крутых поворотов. Преодолевали мы реку вплавь три раза. Многие бойцы бросались в воду, не рассчитав сил, и тонули. Я же помнил, как учил нас некогда усатый моряк быть осмотрительными. Поэтому, прежде чем плыть, делал передышку, выбирал место, где, как мне казалось, течение было не такое быстрое и глубина поменьше. Тем не менее, переплывая реку в третий раз, я совсем обессилел и, наверное, утонул бы, если бы не помощь одного моряка. Он лежал почти у самого берега в воде и уже не мог двигаться. Однако, услышав мой крик, моряк протянул мне свою ослабевшую руку. Далеко была эта рука - не ухватишься.