Родной голос (Публицистика)   ::   Астафьев Виктор Петрович

Говорят, один драматург знаменит тем, что голову бреет, другой в Союз писателей не вступает. Среди близких мне писателей таких потешников нету, потому что они знают истинную тяжесть этого труда и значимость, они, по-моему, сделались известными или знаменитыми не "по своей воле и охоте", а потому, что народ сам отыскал их в гуще изданной литературы, и слово их людям, надеюсь, жить помогает.

Я лично отношусь к своей работе как мой дед к пилению дров, заготовке сена, строительству дома. И это избавляет от излишнего кокетства. Еще у меня есть испытанный метод собственного укрощения: гляну на полки личной библиотеки - там стоят книги Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова, Лескова, Тургенева - этого вполне достаточно, чтобы вести себя скромнее, спокойнее.

- Назовите, пожалуйста, по возможности лаконично, одним словом, те человеческие качества, которые Вы цените в людях больше всего.

- Доброта. Любовь. Мужество.

- Как Вы воспринимаете литературу в качестве читателя?

- Круг чтения у меня, человека пишущего, очень ограничен: просмотр периодики, читательских писем, рукописей моих коллег. Первое, что я услышал в жизни, - это "Кавказский пленник" Льва Толстого. Затем "Дед Архип и Ленька" Горького. Их нам читал вслух сельский учитель, с тех пор я их не перечитывал и не буду перечитывать, потому что есть ощущения, с которыми нельзя расставаться, которые человек должен сохранить как драгоценный подарок. Завидую тем, кто прочитает повесть Евгения Носова "Усвятские шлемоносцы", повести Константина Воробьева и Вячеслава Кондратьева, а также роман Ч. Айтматова "И дольше века длится день". С ощущением открытия я читал "Сто лет одиночества" Маркеса и совсем недавно - роман неизвестного у нас Дальтона Трамбо "Джонни получил винтовку" ("Сибирские огни", 1983, No 9). Это настоящий роман XX века. Жанр сочинения определен автором с точностью и ответственностью. А то у нас нередко "романом" обозначают всякую толстую книгу, сочинение средней толщины - "повесть", потоньше "рассказ".

Сейчас перечитываю "Мертвые души" и "Переписку с друзьями" Гоголя, дневники Толстого, а когда, признаюсь, хочется чего-то такого "сладкого" беру "Португальские письма" Гийерага, изданные "Наукой". Книжка читается как песня или, скорее, как старый романс - в ней есть та самая размягченность души, та неторопливость чувств, которых нам сейчас так недостает.

- Что Вам больше всего нравится и неприятно в окружающих людях, в их поведении?

- Как и всех нормальных людей, привлекает в человеке порядочность, чувство обязательности во всех обстоятельствах, способность оставаться самим собою. Но надоела хуже горькой редьки ложь, притворство, привычка к пустому краснобайству.

- Мне припомнилась посвященная Вам эпиграмма: ""Царь-рыбу" он во всей красе воспел, воздав ей полной мерой. Писателем довольны все, за исключеньем... браконьеров". Виктор Петрович, не сгущаете ли Вы краски для более сильного воздействия на читателей?

- К сожалению, нет. Многим кажется, что только вокруг больших городов не щадят лесов и рек, а уж там, в сибирской тайге и тундре, царят первозданный покой и порядок. Но современная жизнь разворачивается и здесь вовсю. И напористое зло под покровом тишины нередко берет верх над добром... С болью вижу "следы" пребывания "отдыхающих". Некоторые виды кустарников, деревьев, ягодников постепенно исчезают. Ягоды выбираются зеленцом; кедровая шишка выбивается неспелой; зверушки добываются с невыкунелой шкуркой; птица выбивается на водоемах, еще не ставшей "на крыло".

Все это выделывают люди не от голода, не от нужды, выделывают все это люди сытые... "Эх, люди! - хочется иногда крикнуть.