Салажонок   ::   Колбасьев Сергей Адамович

Команда - на Васькиной стороне, а командир, конечно, сомнительный элемент. С другой стороны: дисциплине нанесен удар... Как в таком случае надлежит поступить комиссару?

- Вот что, - сказал он наконец. - Значит, невыполнение приказа. Для почину тебе десять дней ареста, а больше шуметь не советую. Обломаем, будь спокоен.И, обернувшись к Безенцову, добавил: - Вестового добудем другого. Этот не годится. Его бы приладить сигнальным учеником. По сигнальной части у нас нехватка.

Таким образом, дисциплина была соблюдена. Безенцов посажен на место, и Васька сделан сигнальным учеником. Васька не протестовал.

Сигнальное дело - семафор, флаги и прочее - ему понравилось, а десять дней без берега для него прошли незаметно. Берегом он не интересовался, а с мостика отлично было видно все, что делалось в гавани.

"Данай" привел ледокол "Знамя социализма", два с лишним года пролежавший на дне перед устьем Кальмиуса. Ледокол до половины трубы сплошь зарос зеленью. По палубе его почти невозможно было ходить: люди скользили и падали, как на льду. Его чистили и одновременно вооружали стотридцатимиллиметровой артиллерией.

Колесный буксир "Красный Таганрог" повел уже вооруженную шестидюймовкой баржу "Революцию" на пробную стрельбу к Белосарайской косе. На ходу баржа сидела свиньей - носом вниз, и команды стоявших у стенки судов выкрикивали по ее адресу сомнительные комплименты.

Все эти факты Васька отмечал с удовлетворением,- флотилия строилась.

Флотилия действительно строилась. Землеотвозные шаланды "Буденный", "Красная звезда" и "Свобода" превращалась в канонерские лодки. У них было открывающееся днище и вода в люках по ватерлинию. Поверх воды укладывали дощатые настилы, а на них устраивали жилые помещения и артиллерийские погреба. Тяжелые орудия устанавливали на невероятной системе стальных креплений.

- Ни черта из этого не выйдет, - вернувшись с осмотра "Свободы", сказал Безенцов. В кают-компании наедине с комиссаром он мог говорить открыто.

- А может, выйдет? - не поверил комиссар Дымов, но Безенцов был совершенно мрачен.

- Какая из этой "Свободы" канлодка? Будет давать четыре узла ходу, а противник ходит по десять - двенадцать... И потом, артиллерия, - ставят ее без всякого смысла и расчета, прямо так. Как бы не вышло то же, что в Нижнем. Там завинтили чуть не восьмидюймовую пушку на простой колесный пароход, выстрелили, а он и рассыпался.

Дымов зевнул.

- В Нижнем я работал, однако такого дела не припомню. Похоже на контрреволюционные слухи.

Безенцов внимательно взглянул на Дымова, но у того глаза были полузакрыты и лицо не выражало ничего. Случайной была его фраза о контрреволюционных слухах или нет?

- Не помню, кто рассказывал, - сразу потеряв всю свою настойчивость, продолжал Безенцов. - Допускаю, что только разговоры... Все равно у нас что-нибудь скверное выйдет. В лучшем случае скандал, когда штаб приедет.

Дымов снова зевнул и широко потянулся. Отвечать было нечего. Строились в самом деле слишком просто. Лучше было бы работать с настоящими специалистами из штаба, но ждать их не приходилось: война не ждала. Дымов молча встал из-за стола, подошел к дивану, лег и сразу уснул.

Жизнь была упрощена до предела: когда сильно хотелось спать, засыпали не раздеваясь. Когда очень нужно было работать, не спали вовсе.

Комиссару дела хватало: из порта вырвать олифу для окраски, чайники и кружки для команды, в бесчисленных эшелонах разыскивать прицелы к своим пушкам. Налаживать политработу и судовые механизмы, налаживать командира и команду -все самолично, все в порядке боевой срочности.

- Штаб приедет, штаб нас рассудит, - сказал Дымов наутро. Сна он не замечал и спокойно мог продолжать прерванный накануне разговор.

- Штаб уже приехал, - хмуро ответил Безенцов.