Шопен, соната номер два   ::   Носов Евгений Валентинович

- Привет, гвардия! - сипло пробасил он, расплываясь в улыбке своим добрым простоватым лицом, и сам тоже, как и все прежде, вскользь, ревниво пробежал живыми серенькими глазами по наградам собравшихся.

Дед Василий плутовато сощурился:

- Упрел, однако, Кузьмич! Шутка ли, такой иконостас притащил. Никаких грудей не хватит - наедай не наедай.

В другом месте так лихо и не посмел бы созоровать дедко, но тут, в кругу бывалых окопников, действовал свой закон братства, отстранявший всякие чины, и прежний ездовой безо всякого подкузьмил прежнего командира полка, а ныне - своего председателя. Да и все знали: Кузьмич - мужик свой, не чиновный, с ним можно. Если к месту, конечно.

Иван Кузьмич тоже не остался в долгу перед дедом Василием:

- Свои-то ты, поди, гущей начистил? Сверкают - с того конца поля видать.

- Не-е, Кузьмич, не угадал! - зареготал дед Василий.- Это не я. Это мне баба надраила. Фронтовики засмеялись.

- Ей-бо, не брешу. Я хотел было так иттить, а она: не хорошо, говорит, с такими нечищенными на народ.

- Ай да молодец баба! - весело похвалил Иван Кузьмич.- Вот кому ордена носить - женщинам нашим!

- Это точно! Ежели по совести, то в самый раз пополам поделить. Одну половину нам, а другую им. Нам за то, что воевали, а им за то, что тыловали. А это ничуть не слаще войны.

- Значит, это старуха тебе так наблистила?

- Она, она! Да и как не наблистить?- развел руками дед Василий.- Ну, которые там медные, ладно. А то ить из серебра, а вот, скажи ж ты, тоже портятся, тускнеют. Я их и в сухое место прятал, на комель,- все едино гаснут. Нету того блеску, как было.

- Время, отец, время работает,- сказал Иван Кузьмич.

- Что там медали! Мы и сами, гляди, как потускнели, поистратились,заметил Федор.- У всех вон седина из-под шапок.

- А у меня дак и вовсе волос упал,- дед Василий сдернул фуражку и засмеялся:- Во, как коленка! А в Будапешт этаким молодцом вступал.

- Ну ты, Василий Михайлович, и теперь еще герой.- Иван Кузьмич потрепал старика по плечу.

- А я и не ропщу! - готовно кивнул дед Василий.- Кукарекаю помаленьку. А то вон которых и совсем нет.

- Ох, и верно, мужики, бежит время! - Тихон Аляпин досадливо пересунул на седой голове путейскую фуражку с молотками.- Соберемся когда вот так, солдаты, глядь - того нет, этот не пришел.. Совсем мало нас остается...

- А что ж ты хотел,- сказал Федор.- Ты думал, уцелел, дак война тебя минула. Не-е! Сидит она у всех у нас. Грызет, подтачивает. Кого раны доканывают, кого простудные болезни, а кто животом мается. Даром не прошли эти четыре года...

Дядя Саша достал дюралевый портсигар и протянул его в круг на ладони. Все молча потянулись за сигаретами.

Наконец подкатил райисполкомовский "газик", остановился возле белой "Волги". Придерживая шляпу, из машины вышел сам Засекин. Он тоже был в свежей сорочке с галстуком, но в яловых сапогах, изрядно забрызганных грязью. Видно, по пути заезжал куда-то еще, а потому немного припозднился. Вслед за ним выбрался райвоенком, пожилой сухощавый капитан с плащ-палаткой, притороченной на ремешках. Третьим был инструктор ДОСААФа Бадейко. Засекин торопливо пожал руки стоявшим у белой "Волги" и, озабоченно взглянув на часы, сразу же направился к обелиску, собирая за собой, будто невидимым бреднем, быстро густеющую толпу. Молодцеватый инструктор в ухоженных троекуровских баках, с фотоаппаратом через плечо, забегая вперед, громко оповещал:

- Товарищи, товарищи! Давайте подходите ближе! Давайте, давайте! Женщины у скирды, вас тоже касается!

Пока вокруг обелиска собирались люди, теснясь плотным кольцом, дядя Саша подошел к ребятам, уже разобравшим инструменты.