Шутки усталых вождей   ::   Джалагония Валерий

В кабинете вождя за большим столом сидят Фейхтвангер, развернутый вполоборота к Сталину, в центре -- хозяин кабинета в своей знаменитой тужурке, хитро улыбающийся в усы, а слева от него -- заметно смущенный Б.М.Таль, заведующий отделом печати и издательств ЦК ВКП(б), весь вид которого говорил: "Не обращайте внимания, я здесь так, сбоку припеку".

Сталин имел все основания быть довольным: он провел этого западного интеллектуала. Фейхтвангер, находившийся в зените мировой славы, был очарован советским диктатором. На следующий день, выступая по московскому радио, он заявил, что Сталин, каким он предстал в беседе с ним, "не только великий государственный деятель, социалист, организатор, -- он настоящий человек". И Фейхтвангер написал восторженную повесть об этом "настоящем человеке", предвосхитив Бориса Полевого.

Немецкий писатель, проведший в Советском Союзе два месяца (кроме Москвы, он посетил Ленинград и Киев), очень старался быть объективным. Конечно, он не мог не заметить безмерного культа Сталина, принимающего безвкусные формы. Так, составной частью выставки Рембрандта, на которой он побывал, оказался колоссальный бюст Сталина, вроде бы не имевшего прямого отношения к великому голландцу. Писатель рассказал об этом "оригиналу" указанного творения, и тот сразу посерьезнел. Вождь не исключил, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его. "Подхалимствующий дурак, -- сердито сказал Сталин, -- приносит больше вреда, чем сотня врагов".

И Фейхтвангер ему поверил. "Сталину, очевидно, докучает такая степень обожания, -- сочувственно замечает писатель, -- и он иногда сам над этим смеется. Рассказывают, что на обеде в интимном дружеском кругу в первый день нового года Сталин поднял свой стакан и сказал: "Я пью за здоровье несравненного вождя народов великого, гениального товарища Сталина. Вот, друзья мои, это последний тост, который в этом году будет предложен здесь за меня". "Главное у Сталина -- это юмор, -- констатирует Фейхтвангер, -обстоятельный, хитрый, спокойный, порой беспощадный крестьянский юмор". В общем, получилось, что иностранный писатель, отличавшийся трезвым, критическим умом, сам внес посильный вклад в утверждение сталинского культа. Он умильно, как восторженная курсистка, писал о его "лукавой приятной усмешке", "характерном жесте указательного пальца красивой руки".

Перечитывая эти строки, я вспоминал другой текст, интонационно очень близкий к приведенному. Вот запись в дневнике Корнея Чуковского от 22 апреля 1936 года, сохранившая впечатления автора, который накануне вместе с Борисом Пастернаком присутствовал на съезде комсомола: "Вдруг появляются Каганович, Ворошилов, Андреев, Жданов и Сталин. Что сделалось с залом! А ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величественный. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его -- просто видеть -- для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с каким-то разговором Демченко (гремевшая в то время на всю страну звеньевая, добившаяся немыслимых урожаев сахарной свеклы. -- Прим. В.Д.). И мы все ревновали, завидовали, -- счастливая! Каждый его жест воспринимался с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой -- все мы так и зашептали: "Часы, часы, он показал часы"...

Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и мы в один голос сказали: "Ах, эта Демченко заслоняет его (на минуту).

Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью".