Журнал Наш Современник 2006 6   ::   Современник Журнал Наш

Отец, 1899 года рождения, после революции поступил в Медико-хирургическую военно-медицинскую академию (ныне Военно-медицинская академия в Петербурге). Но в 1924 году его как выходца из дворянской семьи за год до выпуска из академии исключили (как тогда это называлось — “вычистили”). Однако отец сразу же перешел в медицинский институт (здесь никаких препон ему рабоче-крестьянская власть не чинила), успешно окончил его и работал хирургом в больницах Ленинградской области.

Когда началась финская война, отец сразу же ушел на фронт. Ему присвоили воинское звание “майор” (две “шпалы” в петлицах). Всю войну прослужил хирургом во фронтовых медсанбатах. Награжден орденом Красной Звезды — для того времени, как понимают все фронтовики и “нефронтовики” нашего поколения, это была довольно высокая награда, тем более для медика. Потом отец был демобилизован и работал главным врачом и одновременно хирургом в Зеленогорске (под Ленинградом — до 1948 года он назывался Териоки), только что освобожденном от финнов.

С началом Великой Отечественной войны отец в первый же день ушел на фронт. Помню, надел оставшуюся у него военную форму, поясной ремень с наганом — и ушел… Закончил войну в Берлине главным хирургом 3-й Ударной армии 1-го Белорусского фронта. Потом служил хирургом в госпиталях Советских войск в Германии. Демобилизовался в 1955 году. Хирург высшей квалификации. За войну награждён орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны, двумя орденами Красной Звезды, медалями “За боевые заслуги”, “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.” — для медика вполне “приличный” наградной орденский “бант”. Я гордился и горжусь своим отцом — он с честью продолжил воинские традиции нашей семьи — добросовестного служения Родине.

Мне, матери и двум моим сестрам удалось покинуть Зеленогорск перед самым занятием его финнами — буквально на последнем пригородном поезде. И сразу же мы оказались в блокадном Ленинграде. Описывать блокаду не буду — о ней сказано много, а написано еще больше: целые тома воспоминаний, повестей, романов и других литературных произведений. Все ее ужасы видел своими глазами, и многие из них пришлось испытать, как говорится, на “собственной шкуре”…

В феврале 1942 года с большими трудностями нас вывезли по восстановленному участку железнодорожных путей до Белой Гривы (на Ладоге), а оттуда, погрузив на машины под брезент, перебросили по Дороге жизни на другой берег Ладожского озера. Представляете, что мы почувствовали, когда нас, завшивевших, истощенных, после санпропускника накормили и выдали нам паёк: хлеб, консервы, сахар, масло! Это были неслыханные “богатства”, вернее — сокровища для умирающих от голода ленинградцев. Потом нас эшелоном вывезли в Стерлитамак, где подселили в чью-то квартиру. Началась тыловая жизнь “эвакуированных” — голодноватая, но все же это была не блокада. Помню, как дружески относилось к нам местное население! Разве сравнишь, к сожалению, с нынешними отношениями между людьми, складывающимися в нашем обществе?! И это очень печально…

Летом 1943 года я окончил 7-й класс. И тут произошло событие, которое резко изменило не только мою “эвакуированную”, но и всю будущую жизнь. В городе было много выздоравливающих после ранений солдат и офицеров. Мы, мальчишки, бегали за ними по улицам, расспрашивали “про войну”, просили дать поиграть с наганом или пистолетом. Тогда к военным относились все, тем более молодежь, с уважением и любовью. Один из солдат, получивший отпуск по ранению, Сергей Одноволов (на всю жизнь запомнил его имя и фамилию), очень любил возиться с осаждавшими его ребятами.