Пятьдесят три карты   ::   Ренуар Марк

Когда я буду

уезжать отсюда, я ее сожгу. Здесь у меня было столько

приятных минут, что я ревную ее ко всякому, кто мог бы

получить в ней то же самое. Я очень привязалась к вещам,

некоторые из них я люблю как живые. Это называется

фетишизмом, но меня не пугает это слово. Пусть называется

как угодно, но мне так нравится. А у вас есть любимые вещи?

- Нет, впрочем, есть, - и я вспомнил карты и туз червей.

- Что это за вещь? - спросила она, глядя в зеркало.

Мне не хотелось говорить ей про карты, и, чтобы замять

разговор, я переменил тему.

- Какие у вас чудесные волосы. Они придают вашему лицу

невыразимое очарование.

Она кокетливо тряхнула головой и, мило улыбнувшись,

ответила:

- Я только боюсь, что скоро останусь лысой. Уж слишком

много желающих на земле иметь их на память. Хотите, я вам

отрежу локон?

- Вы очень добры ко мне. Чем я заслужил ваше внимание?

- Ничем. Вы интересный мужчина. Вы мне нравитесь. Она

поднялась с пуфа и подошла к трюмо. Отыскав ножницы, она

быстро отрезала длинный локон у виска.

- Нате! - она бросила мне волосы, и они, как тоненькие

серебряные змейки, рассыпались передо мной. Я бережно

подобрал их и положил в портсигар. А она причесалась,

протерла лицо и руки духами и села на свое место.

- Почему вы такой робкий и молчаливый?

- Я не молчаливый. Я просто поражен вами и всем этим

и никак не могу придти в себя.

- Хотите, я покажу вам журналы, в которых помещены мои

портреты? - Она подошла к шкафчику с книгами и вытащила

оттуда целую кипу, - вот я во Франции на конкурсе красоты

Мисс Вселенная 1945 года. А вот я в Дании... А вот это в

Бельгии. Смотрите, какой шикарный кабриолет. Я специально

привезла его из Америки, чтобы ошарашить королеву.

- Получилось?

- Еще бы. Королевой была я, а она только присутствовала

при мне. Салина выбрала из кучи один красочный журнал и

показала его мне. На обложке фотография женщины в таком

тонком платье, что можно было бы считать ее просто голой.

На ее руках были черные перчатки, инкрустированные

блестками, в черных волосах пламенем горела рубиновая роза.

Сквозь узкие прорези черной бархатной маски просвечивали

искорками зрачки глаз.

- Узнаете, кто это?

- Наверное, вы.

- Это я так была одета в прошлое рождество на празднике в

Майами, там было много почтенных дам, они шарахались от

меня, как от чумы, - со смехом сказала она, любуясь своей

фотографией, - Но все остальные были потрясены

экстравагантностью моего костюма, парни бегали за мной

толпами. На них смешно было смотреть. Один до того

разгорячился, что в самозабвении слизывал пот с моего плеча

во время танца. Я очень люблю, когда на меня смотрят

мужчины. Мне приятно наблюдать, как возбужденные моим голым

телом, они всем телом начинают трепетать от плотского

возбуждения. Они шарят по мне глазами и чудится, будто на

глазах у всей публики меня гладят по самым сокровенным

местам, будто взгляды этих мужчин проникают в меня, как

плоть в плоть. О, я упиваюсь этим и мне хочется в такие

минуты еще больше раскрыться их взорам и отдаться

одновременно всем.

Салина закрыла глаза и запрокинула голову, исступленно

шепча:

- Как жаль, что люди ограничили себя пресловутой моралью,

сковали себя навеки золотыми цепями нравственности и самое

чудесное во всей вселенной назвали пороком. Ах, люди, люди,

- вырвалось у нее. Она встала с дивана и подошла к окну.

Воцарилась неловкая тишина. Я не знал, что ответить ей на

этот довод и водопад страсти и, чувствуя себя виноватым,

уткнулся в журналы. - Зачем мы с вами ушли от всех?

вдруг спросила она, - Там было скучно, а здесь еще

скучнее.