Альфа-ромео   ::   Дяченко Марина

Вова и Дима красили сарай, Анатолий оставался в доме; на столе дожидались стакан молока, ломоть сыра и кусок хлеба. Миша позавтракал без аппетита - ночь выдалась нервная, душная, раскладушка досталась продавленная, сны приходили нехорошие. Все утро ушло на возню с машиной. Ни запах леса, ни солнце, ни живописное хозяйство Анатолия уже не радовали. В чем суть поломки, Миша так и не понял, хоть и провел несколько часов, то копошась под крышкой капота, то листая авторитетную книгу "Иномарки". К обеду, когда Миша совсем устал и отчаялся, вернулась Инна, и с первого же взгляда Миша заподозрил неладное.

- Что-то случилось? Инна кивнула, не глядя. Позвала, обращаясь к раскрытому окну на втором этаже:

- Толя! Толь! Хозяин высунулся до пояса:

- Что?

- У Прокофьевны инфаркт, - буднично сообщила Инна. - Похороны завтра. Из-за сарая вышли одинаковые Вова и Дима в одинаковых белых майках, только у одного в руках была малярная кисть, а у другого - валик.

- Как же так? - беспомощно спросил Миша. После слов Инны прошла уже целая минута, и считать, что ослышался, больше не имело смысла.

- Ай-яй-яй, - сказал, кажется, Вова. - Жалко. Анатолий, ни слова ни говоря, прикрыл шторы. Через несколько секунд его высоченная фигура обнаружилась на пороге.

- В котором часу похороны?

- В два, - сказала Инна.

- Так, - сказал Анатолий. Миша закрыл капот. Побрел к дому, сел на краешек скамьи.

- Так, - повторил Анатолий. - Ты с невесткой ее говорила насчет поминок?

- Да, - Инна кивнула. - Продуктов не надо. Денег я дала.

- Она что, болела? - не к месту спросил Миша. Анатолий вздохнул:

- Да нет, здоровая баба, ты же видел. Жизнь - такая штука... Тачку свою починил?

- Нет, - сказал Миша тихо. - Я вообще не знаю, что с ней. Все в порядке, а не заводится... Я думал помощи попросить, ну, у водителя какого-нибудь, механизатора...

- Организуем тебе механизаторов. Ладно, давай обедать. И сели за стол. Разговор сперва был все о Прокофьевне - какая она была славная тетка и как ее родственники теперь будут делить наследство. Оказывается, младший сын Прокофьевны уже три месяца сидел в тюрьме, и приближался суд, и, по всему выходило, что парню впаяют по первое число. Пьяная драка со смертельным исходом. От Прокофьевны разговор свернул на хозяйственные темы; реплики раздавались все реже, под конец обеда слышно было только звяканье вилок да сипение закипающего чайника. Миша гонял мух, кружившихся над столом, и тупо думал о том, что еще вчера вечером Прокофьевна сидела на этой вот скамейке, напротив. И обещала помочь Мише с машиной. И еще думал, что любой ценой нужно добираться до телефона и дозваниваться Юльке и маме. Потому что скрыть "приключение" уже не удасться, они будут ждать его уже сегодня вечером. Плохо. С маминым-то сердцем, с Юлькиной фантазией... После обеда Анатолий неожиданно позвал всех к себе. В его комнате обнаружилась видеодвойка "Панасоник"; расставили скрипучие стулья, уселись перед экраном, и хозяин вытащил из старого комода кассету с суперновым голливудским боевиком, отчего у Миши сам собой разинулся рот - фильм считался еще не дошедшим до проката. Каким образом кассета попала в комод к Анатолию, оставалось только гадать. Близнецы смотрели кино по-детски азартно, Инна - равнодушно, а хозяина Миша не видел, потому что он, как самый высокий, сидел у Миши за спиной. Наконец, изрядно потрепанные герои остались наедине, и на фоне их затянувшегося поцелуя по экрану поползли титры.

- Класс, - сказал Дима. Вова потянулся, хрустя суставами. Миша вспомнил, где он находится и в каких обстоятельствах, и на душе у него сделалось сумрачно.

- Спасибо, - он поднялся. - Ну, я в село схожу, пока светло, может быть, договорюсь с кем-нибудь, чтобы машину посмотрел...

- Сегодня уже ничего не будет, - Анатолий отдернул штору, впуская в комнату умиротворенное вечернее солнце.