Башни Заката (Отшельничий остров - 2)   ::   Модезитт Лиланд

II

- Как только Западный Оплот перестанет господствовать над Закатными Отрогами, Сарроннин и Сутия падут, как перезревшие яблоки...

- Если меня не подводит память, подобный ход мысли стоил префекту Галлоса большей части его войска.

- Свет, да кто же говорит о войсках! - худой, как скелет, мужчина в белом поднял палец к небу, на молодом лице появилась улыбка. - Мы толкуем о любви.

- Какая связь между любовью и подрывом господства Западного Оплота?

- Я направил туда Верлинна. Как тебе это нравится, а? Верлинна в Западный Оплот?

- Но... как? Верлинн никогда здесь не бывает, его музыка разрушает содеянное Белыми братьями. Что...

- В том-то и прелесть. Одно маленькое заклятие... гарантирующее, что он обеспечит маршалу рождение сына. Первенца. И, замечу, заклятие даже не из числа чар хаоса.

- Но тебе же никогда не нравился Верлинн, разве не так? Еще с тех пор, как...

- Дело не в нем. Дело в маршале. Ты только подумай - ПОДУМАЙ! - она женщина. И ни за что не убьет первенца, хотя бы и мужского пола. Невзирая на Предание.

- Похоже, ты уверен в успехе. Но у нее нет детей, нет даже консорта.

- Как раз об этом и позаботится Верлинн.

- Пусть даже так, но это потребует времени.

- Как раз время-то у нас есть. Путь по-прежнему лежит не через Рассветные Отроги.

Его собеседник качает головой, но молчит.

III

Гитарист наигрывает ритмичную мелодию, точностью созвучий и упорядоченностью тонов приближающуюся к маршу. Он не поет.

Единственный, подчеркнутый вспышкой света, взгляд, брошенный с центрального каменного сиденья, покрытого черной подушкой, останавливает игру. Музыкант склоняет голову перед женщиной.

- Прошу прощения, милостивая госпожа...

Голос, столь же мелодичный, как звучание струн, навевает мысль о сумеречном лете, которое еще посетит Западный Оплот, пусть даже спустя века после основания крепости.

- Может быть, тебе следует поразмыслить о поездке в Хайдолар или даже в Фэрхэвен?

- Может быть, если таково твое желание.

Взгляд музыканта падает на ребенка, и его глаза темнеют.

А ребенок - едва начавший ходить мальчик с серебряными локонами висит, уцепившись за подлокотник другого каменного кресла с зеленой подушкой на сиденье. Он вертит головой, глядя то на черноволосую женщину, то на мужчину с такими же серебряными, как и у мальчика, волосами.

- Сыграй еще одну песню лета, - приказывает она.

- Как пожелаешь.

Звуки, срываясь со струн, воспаряют ввысь. Мальчик видит взлетающие ноты и настолько увлечен этим зрелищем, что выпускает подлокотник и шлепается на серый гранит пола.

Ни гитарист, ни женщина на его падение не реагируют - они просто не обращают на это внимания. Не замечают они и блеска золота, которое мальчик пытается удержать розовыми пальцами. И слезы, наполняющие глаза ребенка, когда золото ускользает из его хватки, остаются незамеченными.

Мальчик с трудом поднимается на пухлые ножки и встает рядом со своим креслом. Его ручонки вновь ищут опору, а зрение и слух - гармонию и порядок созвучий, которые он и слышит, и видит.

Но непролитые слезы подступили и к глазам гитариста: песня лета подошла к концу.

За серыми гранитными стенами снова и снова завывает ветер. Падает снег...

IV

- Я что, должен напялить это? - свет из открытого двустворчатого окна падал прямо па легкие брюки из темного блестящего шелка. Они просвечивали, и лежавший юноша мог видеть сквозь ткань фигуру стоявшего в ногах кровати и державшего их человека. - Гален, но не можешь же ты серьезно...

Круглолицый мужчина постарше беспомощно пожимает плечами.

- Так приказано маршалом.

Приняв у него брюки, юноша бросает их на постель рядом с такой же тонкой и блестящей белой шелковой сорочкой.