Бег петуха   ::   Евтушенко Алексей Анатольевич

Я здорова.

Я здорова уже.

Я все могу вспомнить.

Заканчивался январь…

Заканчивался январь. Небывало лютая зима разгулялась, словно пьяный рэкетир на вещевом рынке. Даже солнце боялось замёрзнуть, и поэтому быстро пробегало по короткой небесной дуге свой положенный путь и пряталось на западе, – так плохо одетый прохожий выскакивает по необходимости зимой из дома и торопится нырнуть в метро, где тепло и можно доехать до нужного места.

Да, январь заканчивался, но казалось, что эта зима будет длиться бесконечно.

Поздним трамваем я возвращалась домой.

Мороз, терзавший город с упрямым ожесточением всю последнюю неделю, нехотя отодвинулся, уступая место тяжёлому липкому снегопаду.

Я устроилась на переднем сиденье и через лобовое стекло вагона отлично видела, как всё произошло.

Трамвай уже основательно замедлил ход перед остановкой, когда откуда-то слева, из ночной снежной тьмы, выскочил на рельсы парень в дорогой дублёнке, без шапки и с большим «дипломатом» в руке.

Он вполне мог успеть (вагон замедлял ход буквально на глазах), но в последнюю секунду поскользнулся на рельсах, качнулся назад, взмахнул рукой, судорожно пытаясь восстановить равновесие… – и тут красная махина, добротно сработанная на заводах древней Праги, всей своей многотонной массой ударила его в голову.

Парня отшвырнуло к бровке тротуара, он упал, и вагон окончательно остановился.

– Ах ты… – с тоскливой горечью в голосе сказала вагоновожатая, открыла двери и неохотно стала выбираться со своего водительского места, чтобы по долгу службы посмотреть, жив человек или уже нет.

Я тоже вскочила на ноги и хотела было выскочить в снегопад, чтобы как-то, возможно, помочь, но тут в передних дверях вагона появился сам виновник дорожно-транспортного происшествия. Пошатываясь, он поднялся в салон и тяжело плюхнулся рядом со мной на сиденье.

Всю правую сторону его головы и воротник дублёнки обильно заливала кровь.

– О, Господи! – выглянула в салон вагоновожатая. – Ты жив, парень?

– Все нормально, поехали, – он пристроил «дипломат» между ног, поощрительно махнул рукой и зажал рану носовым платком.

– Послушайте, – опомнилась я, – вам срочно необходимо к врачу. У вас же вся голова разбита!

– Пустяки, – он повернулся ко мне, и я впервые близко увидела его глаза.

О, сколько раз потом прожигал меня насквозь этот чёрный луч вечного страдания…

И что бы мне тогда не сойти на той же или следующей остановке?

Поздно, поздно…

Трамвай тронулся, и я вся уже была в странной и страшной власти этих зимних глаз.

……………………………………………

Слава лету!

Мы любили друг друга при первой возможности и невозможности и физически не могли разлучиться даже на несколько часов.

Родители Ирины уехали отдыхать куда-то в Курскую область, в деревню (так ты у меня, курчанка, Ирочка? Да, я курчанка, и вообще красавица), и в нашем полном распоряжении оказалась трёхкомнатная квартира в тихом и зелёном районе города. И у меня в кармане приятно шуршали хорошие – по тем временам, конечно! – деньги, вовремя полученные за вовремя же сделанную большую и трудную работу.

Мы кутили напропалую, как только могут кутить молодые здоровые, свободные и богатые.

Деньги и дни летели со скоростью чайных клиперов, бьющих свои собственные рекорды в «ревущих сороковых» (слева Африка, справа Атлантика, впереди Индия, призы, товар и слава), и нам не было их жаль ничуть (то есть, жаль, конечно, что чайные клипера уже не покоряют океаны).

Август безвозвратно сгорал в наших сердцах, и ярчайшие пышные звезды заглядывали бесстыдными ночами в распахнутое настежь окно.