Блюзы мертвых огней   ::   Dark Window

- И говорит он женщине, чего нас бояться, - усмехнулся я цитатой из старого анекдота.

Он не отреагировал. Возникла неловкая пауза.

- Ты не понимаешь, что значит - лежать на хорошем месте, - сказал он с печалью в голосе. - Я лежал в придорожной канаве. Лежал три года, сбитый грузовиком на обочине шоссейки. Лежал, пока меня не вернули.

Ну что ж, я никогда не отказывался порассуждать о высоких материях:

- А после жизни что? Рай или Ад?

- Не знаю, - удивился он. - Я лежал в канаве три года. Потом меня вернули сюда, чтобы я мог накопить на престижный квадрат.

- В награду что ли? - недоверчиво улыбнулся я.

Голова его дрогнула. То ли в жесте отрицания, то ли от холода ранней весны. Но ведь мертвые не мерзнут.

- Рад, что вернулся? - я постепенно включался в игру.

- Нет, - бесстрастно ответил он. - если для меня есть ад, то он здесь.

- Почему? - я вновь улыбнулся и даже понимающе подмигнул, разрешая собеседнику выдвигать любые безумные гипотезы.

- Иногда хочется тепла и ласки.

- Так за чем дело стало? - сказал я, обводя широким жестом горизонт, словно утверждая, что мир бескраен и возможности безграничны. Мои пальцы сжимали подснежники. Меня ждала и грела любовь, а, значит, и всех в этом мире.

- Я мертвый, мне нельзя любить, - зашептал он.

- Да не похож ты на мертвого, - рука моя выдала жест недоверия.

- Знаю, - кивнул он. - Меня могут любить безумно, но безответно. А мне нельзя. Стоит влюбиться, и сразу рой мертвых невидимых флюидов кружит вблизи. И человек, к которому я тянусь в поцелуе, отшатывается и странно смотрит на меня. Он не знает, что случилось. Но он понимает - происходит что-то неправильное, невозможное. Он уходит, а в моей груди тоскливая боль и опустошение. Каждый раз думаешь, что все выгорело дотла. И каждый раз находится чему гореть еще.

И тогда я увидел Его глаза. Мутные, водянистые, с потухшими серыми зрачками. Там клубился непроницаемый влажный туман, а мир уплыл далеко-далеко, за границы понимания. Из оставленного мира доносился гвалт, и я догадывался, что автобус все-таки прибыл, но уйти уже не мог.

- А одеколон не пробовал? - я специально сморозил глупость, чтобы выкарабкаться. - Может он эти флюиды отгонит?

- Ты не понял, - сказал Он медленно, по слогам, с великой грустью. - Плохо быть мертвым. Вернее, плохо даже не это. Плохо, когда об этом знают люди, которые тебе нравятся. На той стадии, когда они тебе еще нравятся.

- Так не влюбляйся! - попробовал я выправить положение. - Не будет о чем страдать! Или еще есть тяжелые моменты?

- Да, - проронил Он нехотя. - Когда горят мертвые огоньки.

И тут я почувствовал, что Он меня отпустил. О, как я несся к автобусной остановке! Как я врезался в толпу, натужно загружающуюся в желтую коробку. И как больно меня стукнула по локтю закрывшаяся дверца.

* * *

Вторая встреча случилась поздней осенью, когда выпал снег. Судьба столкнула нас в переполненном трамвае, где в поисках удобной позы я развернулся и уперся взглядом в мертвые глаза. Давка была грандиознейшей. Со всех сторон слышалось недовольное кряхтенье. В воздухе витали невидимые, но весьма чувствительные разряды агрессии, вот-вот грозившие прорваться в грязный скандал.

Он улыбнулся. Все той же замкнутой бесстрастной улыбкой.

- Привет, - кивнул я и замер в мучениях, не зная что сказать дальше. Это форменное издевательство, когда в общественном транспорте сталкиваются два малознакомых субъекта и силятся завязать разговор. О погоде, о разболевшихся зубах, об отпуске, о работе. Непереносимое ощущение. Наверное, в душе каждый из них за эти минуты успевает возненавидить собеседника, но уровень культуры не дает прервать рассуждения и вновь уткнуться отсутствующим взором в темное окно, погрузившись в свой мир стремлений и снов.