Бой на Калиновом мосту   ::   Филенко Евгений

Именно они побудили еще кистеперую рыбу изобрести, как она могла бы написать в формуле изобретения, «способ существования, отличающийся тем, что для жизнедеятельности используется газовая смесь, в дальнейшем именуемая воздухом, в сочетании с передвижением посредством плавников по твердой, лишенной водного покрова поверхности, в дальнейшем именуемой сушей». А что они вытворяли с первобытным человеком, который был отнюдь не обременен интеллектом! Они скинули его с насиженного дерева, принудили хватать все, что под лапу попадается — вот он, момент истины! — и прилаживать к делу. Добывать огонь, затравливать мамонта, вытесывать каменный топор… Но человек взрослел и умнел. Он погружал себя в искусственно созданную среду собственных открытий, которые стремительно мельчали, вырождаясь в рацпредложения — порой ненужные, и все меньшее поле деятельности оставалось реликтовому рефлексу. Не оный ли рефлекс удостоился пренебрежительной клички «фантазия»?.. Вскоре сделалось хорошим тоном походя пинать его, загонять вглубь, вуалировать и скрывать, как стыдный атавизм. И вот уже фантастику записали в жанры третьего сорта, фантазеров — в блаженные, изобретателей — в чудаки. Вспомним: ведь и Тимофеев слыл в кругу друзей изрядным чудаком, и мнения этого не придерживались лишь девушка Света и Николай Фомин. И врожденный, исконно присущий живому существу рефлекс задремал, отчаявшись дождаться благодарности от разума, им же выпестованного. И трудно стало пробудить его от миллионнолетней дремоты. А надо… Потому и пошли плодиться и размножаться всевозможные теории решения изобретательских задач, густо замешанные на фантастике, с которой в сумятице буден как-то позабыли содрать ярлык пересортицы. Потому и приобрело слово «чудак» уже не ругательный, а скорее ласкательный смысл. Но спит обиженный прогрессом рефлекс. Чуть приоткроет дремотно-мутный глаз, чутко зыркнет по сторонам, потянется, зевнет — и заработали на благо человечеству электроны, и расщепилось во вред ему же атомное ядро… А рефлекс опять уснул — до лучших времен.

— Тупица! — уже вслух выругал себя Тимофеев и остановился.

Он держал в руках недавно приобретенную в «Детском мире» новомодную игрушку — вычислительную машину для подрастающего поколения. Из нутра машины торчала знакомая уже кофемолка. Тимофеев потряс полуразобранной конструкцией, и та постыдно загремела.

— Вообще-то это мысль, — отметил Тимофеев. — И не самая дурная в моем положении. Беру свои слова обратно. Сейчас мы это безобразие закрепим, чтобы не сильно бренчало… впаяем парочку микросхем, если найдутся… и все это безобразие должно заработать.

Нет нужды подробно списывать, что произошло дальше, разумеется, «безобразие» заработало. Что ему осталось в руках народного умельца?



4. Что было вечером

Когда девушка Света привела в комнату Тимофеева слабо упирающегося Фомина, хозяин сидел на диване, хлебал кофе из поллитровой кружки и блаженно улыбался. Он был закутан в одеяло, изо рта вырывался кисейным парок, на окнах серебрилась изморозь.

— Витенька! — горестно вскричала Света. — Ты с ума сошел! Ты же заработаешь воспаление легких!

И она кинулась открывать окно, попутно убавив прыти у разгулявшегося холодильника. В комнату клубами ворвался горячий воздух с улицы.

— Проходи, Николай, садись, — гостеприимно сказал Тимофеев. — Я тебя спасать буду.

В тусклом взгляде Фомина блеснули искорки надежды.

— А как ты меня спасешь? — спросил он, придав голову всевозможное спокойствие.

— А вот уж знаю как, — похвалился Тимофеев. — Видишь этот прибор? Не простая получилась штуковина. Амуроскоп называется.

— Непонятно, но здорово, — сказала девушка Света, поудобнее устраиваясь в теплом потоке, струившемся через подоконник. — Это прибор для глубинного зондирования реки Амур в поисках исторических ценностей?

— Отнюдь. Это прибор для поиска невест.