Болота осушающий   ::   Афремова М.

Она сама в детстве жила в деревне, недалеко от этих мест, и знала, как долго в памяти жителей деревни остаются приезды и разговоры новых людей, особенно если после себя человек оставил хорошую память.

Лена вспомнила о Семеновых размышлениях над фотографиями.

— Бабушка, а не жила в ваших местах до войны девушка нездешняя, черноволосая…

— Азиатка? А как же — красавица. Это учительша была наша, она и после войны долго работала здесь, у нас. В Ивантеевке жила, там, где вы сейчас. Уехала к родителям на юг. Здоровье подкачало. К себе… на родину. А тогда постояльцы-то мои оба ее любили. И один и другой. Но она молчаливого отличала. Хоть сутулый, а приворожил. Другому так и сказала: «Люблю, мол, вашего товарища. С вами мы будем друзьями». Как-то вечером приходит он домой. Мрачный. «Бабушка, — говорит, — жить я без нее не могу. Никогда имени ее не забуду». А имя и впрямь трудно забыть. Дагмара ее звали. Не по-здешнему.

Лена улыбалась старухиному изложению довоенной любовной драмы.

Профессор сидит в углу горницы, занят своим. Ему неинтересна старушечья болтовня и не понять, что в ней так трогает Лену.



НОЧНОЙ РАЗГОВОР

Дом бабушки стоял на краю деревни. Дальше шел кочковатый луг; покрытый жесткой зеленой травой, потом небольшой хилый лесок, а за ним тянулось болото. В деревне долго рассказывали о том, как в болоте погиб семилетний Петька. Подробности в этих рассказах никогда не совпадали. То Петька пошел один по ягоды — на болоте росли и черника, и брусника, и клюква, — то с ребятами. То его заметил пастух Сергей и стал звать на помощь, то его увидела мать и побежала за ним, а Петька тонул и кричал ей: «Не ходи, не ходи сюда!» — и будто бы бросил ей корзину с ягодами. Кто говорил, что это произошло поздно вечером, и Петька не мог докричаться, а кто говорил — рано утром, когда в деревне выгоняли стадо и стоял шум — мычание, блеяние, хлопанье кнута, скрип ворот, и никто не мог услышать крик Петьки. Рассказы были один страшнее другого, и Лене казалось, что в болоте утонул уже не один Петька. Дальше зеленого луга и лесочка Лена боялась ходить.

Зимой, когда все кругом замерзало и шапки снега прикрывали кочки, бугры, развороченные пни, во многих местах болото дымилось — глубокие окна не промерзали до дна и над ними тонкими струйками вился пар — как от проруби на реке.

А когда Лене было шесть лет, ночью в поезде она услышала разговор, который надолго запомнился ей.

Конец августа. Летний вечер затихал. В воздухе волнами расплывалась теплота, и толкунчики плясали свой незамысловатый танец под треск кузнечиков: вверх-вниз, вверх-вниз. Телега слегка поскрипывала и подскакивала на выбоинах. Лена с мамой ехали на станцию. Вот за поворотом скрылся последний сарай, а дом бабушки с темными кустами сирени уже давно нельзя различить. До станции двадцать километров. Дядя Саша неторопливо подергивает вожжи Мама крепко завязала под подбородком пеструю косыночку, чтоб не растрепались волосы, и стала похожа на бабушку.

Может быть, в последний раз приезжала в деревню Лена. На будущий год отец обещал повезти на юг, к морю. Все поедут. Ведь здесь, кроме болот, ничего нет. Но Лена любит деревню, она просто не может представить себе море, горы… Их она видела только на картинках. Особенно ей запомнилась одна открытка: набегающие волны с белыми гребнями бьют о черные скалы. Наверху — замок. Старинный замок. Облака поддерживают башни с зубцами. Облака уйдут, и замок опрокинется в море. Название легкое: «Ласточкино гнездо». Но разве будут там жить ласточки, если там нет никого давным-давно? Деревья на юге вечнозеленые — это она учила в школе. А разве брусника, растущая в лесу и на болоте, не вечнозеленая? Раскопаешь зимой снег и найдешь продолговатые, твердые, будто покрытые воском зеленые листочки.