Человек Номоса (Одиссей сын Лаэрта - 1)   ::   Олди Генри Лайон

До камня мальчишки добежали одновременно. Искусно вырезанная и позолоченная фигурка юноши-лучника валялась на траве, стрела - рядом, а во рту юноша закусил алый бутон.

- Ну конечно, из такого-то лука... - со слезами в голосе протянул Одиссей.

- Хочешь, дам стрельнуть? - великодушно предложил кучерявый.

-Ага!

Стрела была поднята, мишень установлена на место, и Одиссей радостно схватил Телемахов лук вместе с новой стрелой - краен оголо вко и.

...Все вещи несут на себе отпечаток своих хозяев. Владельцев. Или мастеров, кто их сделал. Все, без исключения.

Но иногда это проявляется особенно сильно.

У меня ощущение "вещности" почему-то связано в первую очередь с луками.

Я почувствовал дрожь в теле, когда впервые взял в руки лук, завещанный мне дедом, Волком-Одиночкой. И то же самое произошло, когда я впервые коснулся лука кучерявого Телемаха.

Нет, не то же самое.

Иначе.

Мир налился красками, заиграл солнечным глянцем, умытый нянькой-дождем; мир заулыбался мне - и я невольно улыбнулся в ответ. Я любил этот мир! дождь! свет! Мне было хорошо в нем! И я не хотел обижать деревянного лучника-мишень, пронзая его своей стрелой - я выстрелил, любя.

Как не дано большинству.

Мишень качнулась и медленно завалилась на бок - стрела лишь игриво ткнула фигурку в бок, уносясь дальше.

Дескать: ну что же ты? Догоняй!..

- Неплохо для начала, - покровительственно заявил кучерявый Телемах. Потом я тебе покажу, как надо стрелять по-настоящему!

И я совсем не обиделся на покровительственный тон, словно почувствовал мальчишка имеет на это право.

Хотя, конечно, тогда я ни о чем таком не думал.

- А ты мне дашь пострелять из своего настоящего лука? - сразу поинтересовался Телемах.

Гордость наполнила меня до краев. Лук кучерявого просто замечательный - но дедушкин лук все равно лучше!

- Конечно, дам! - великодушно пообещал я.

Впоследствии я сдержал слово.

* * *

- Ты где прятался? Мы тебя искали-искали... Одиссей покосился в сторону терновника.

- Вон там.

-- Врешь! Мы тут все облазили! Не было тебя там!

- Там терн... не пролезешь... - Антифат вдруг запнулся, глядя на указанный Одиссеем проход. - Не было тут тропинки! Не было!

- Это у тебя глаз нету! Вот она!

За кустами все оказалось по-прежнему: ноздреватый бесформенный камень, истоптанная трава - только кучерявый Телемах с фигуркой-мишенью куда-то исчезли.

- ...Не заметили! - сокрушался Эврилох. - Голос даже твой слышали! Ты нас дразнил! Слепыми совами и этими... землеройками. По шее тебе за это надо...

Ему, Одиссею, - по шее?! От какого-то Эврилоха?! Во-первых, никого он не дразнил, а во-вторых...

- А ну, попробуй!

- И попробую!

Подоспевшей Эвриклее с трудом удалось разнять драчунов - пора было идти обедать.

ЭПОД

ИТАКА

Запаанып склон горы Этос; авориовая терраса (СФрагппа1)

...меня рвало прошлым.

До судорог.

До пены на губах; пока не пошла желчь.

Пловец, я вырвался из моря воспоминаний, разомкнул его цепкие объятия куда погрузился сам, по доброй воле, в не очень здравом уме и отнюдь не трезвой памяти;

Сфрагида - часть кифаредического нома, где автор (исполнитель) вместе с основной мыслью-рефреном обязательно называет свое имя.

Я бил руками по волнам событий, баламутил воду дней, тонул в былом и вновь всплывал на поверхность...

Я возвращался. Возвращался и уходил, уходил и возвращался, пока не перестал различать: где уход? где возвращение?

Где я?! кто я?!

А проклятый аэд-невидимка все скрипел в ночи стилосом:

- ...Вспухло все тело его; извергая и ртом, и ноздрями Воду морскую, он пал наконец бездыханный, безгласный, Память утратив, на землю; бесчувствие им овладело...

Измученный, я пластом лежал на спасительном берегу настоящего - на настоящем спасительном берегу?.. - ожидая, когда вновь рискну вернуться в воды прошлого.

Я вернусь.

* * *