Черная радуга   ::   Мелехов Максим

Мужики это тоже приметили, и сами в лес похаживать боялись, больше Безымяна просили. А тот слушал их страшные рассказы, про то, как лешие человека по листве и корягам таскают до полусмерти, и ухмылялся. Думал, врут. С ним такого ни разу не случалось. И лешего он в жизни еще не видел, хотя знал, как тот выглядит.

Несмотря на то, что руки у Безымяна были золотые, он считался плохим работником. А это оттого, что делал все не по-дедовски. И пахал не так, и дрова колол. Ежели, кому работу было под силу за день сделать, Безымян за час управится и сидит на траве в небо смотрит или с букашкой малой забавляется. Люди идут мимо и думают, — лентяй. За эти все странности начали его недолюбливать. Работу дадут, а к столу не позовут, — за порог вынесут.

Силу имел Безымян не дюжую. И хотя никого в жизни он первым не обидел, завидев его длинную, дородную фигуру, селяне спешили уйти в сторону. Всякое бывает. Что с человека взять, когда у него ни имени, ни возраста? Вначале, от такого отношения Безымяну было ни холодно, ни жарко. Но, повзрослев, стал он задумываться над этим. И взяла Безымяна за душу тоска смертная. Все к одному: еда закончилась, а работы не было; изба стала крениться. И еще, третьего дня зашли в их селение старцы. Их не ждали, и поэтому появились странники на околице никем не замеченные. Как только по грязи непролазной добрались? К вечеру, закончив работу, к площади потянулись люди, чтобы послушать новости да посмотреть на новые лица. Пришел и Безымян. Старикам вынесли по чарке меда, собрали продукты. Один из пришлых, самый древний и старый, весь седой, с головы до пят одетый в белое рубище, достал из котомки почерневшие от времени гусли и, не дожидаясь расспросов, начал песню:

То не Стрибог седой ветер поднял на Русь

Не Перун — громобой запустил молынью

То сходились две рати огромные

Рати полные и могучие

В черном небе исчезли звездочки

Светел месяц за тучи спрятался

То поганый ворон бьет лебедя

Бьет стальным когтем птицу белую

То не Хорса лик красен поутру

А пожарищ угли багряные

Богатырской кровью политые

Во Днепре реке воды алые

Поднялись они на три локотя

И разлилися вровень с берегом

Нету русичу дел до этого

Может сдачи давать он умеючи

Но не может он первым выступить

Чтоб душой поболеть за Русь — Матушку

Будет он сидеть на завалинке

Будет он сидеть да поглядывать

А еще меж собой думу думати

А не дело благое делати

………………………………..

Безымян слушал, и кулаки его сжимались все сильней. Он бы заплакал, но не умел. Сказал старец в своей песне что-то обидное и важное. Но что, Безымян не понял. Просто почувствовал. И чем больше он пытался в горячке разобраться, тем дальше уходил верный ответ. Парень отвлекся, забыв о том, что сказ продолжается. Спохватился, да было уже поздно. В гробовой тишине низкий и полный голос певца произнес:

…………………………………

Коли мед — пиво пить так уж досыти

Коли ворога бить — так уж до смерти.

Старик допел. Взятая последней, струна загудела, словно тетива могучего богатырского лука. Безымян вздрогнул, словно пущенная умелой рукой стрела поразила его в самое сердце.

Странник тем временем принялся рассказывать о землях, где доводилось ему бывать. Он говорил о том, какой урожай собрали соседи, о лихих людях на дорогах, печенежских набегах и свирепых битвах на границе со степью. Призывал учиться ратному искусству. Селяне слушали и кивали. Договорив, старик поднялся, поблагодарил за радушный прием и бережно уложил в суму гусли. Его просили остаться на ночь, но певец отрицательно повел рукой и, сказав: «Род с вами», — двинулся к лесу.

Когда путники исчезли из виду, народ еще немного посетовал на жизнь и начал расходиться.