Четыре цвета памяти   ::   Абрамов Александр

Котов шагнул по дорожке к этому странному пламени и вскоре остановился: навстречу ему дохнуло жаром. "Ближе не подойти, - подумал он, изжаришься".

Он услышал скрип калитки и обернулся. По дорожке к дому спешил его сосед Родионов, полковник в отставке. Неожиданное событие, нарушившее ленивое спокойствие вечера, застало его на улице.

- Повезло тебе! Гость из космоса!

- Незваный гость. Чуть сарай не спалил.

- Зато согрел. По-сочински парит.

- В самом деле тепло, - удивился Котов и сбросил на перила плащ.

А за оградой уже шумела увеличивающаяся толпа, пока что не решавшаяся просочиться в калитку.

- Здорово, старик, - возник перед Котовым Славка Шадрин, археолог-неофит, коротавший первый свой отпуск на даче у родителей. - Не обошли тебя мировые катаклизмы.

Потом в калитку боком протиснулся худощавый брюнет лет сорока, рано поседевший и оттого выглядевший едва ли моложе Родионова. Котов знал его: Микульский, нейрофизиолог из голубой дачи напротив. Работал где-то в университетских клиниках и сюда наезжал случайно и редко. Соседи по улице называли его крупным специалистом, что, возможно, и соответствовало действительности: не так уж много у нас сорокалетних профессоров.

- Что скажете? - спросил Котов, пожимая сухощавую руку Микульского.

- А что говорить? - перебил Славка. - Подумаешь, событие: обыкновенный метеорит.

- Едва ли обыкновенный, - заметил Микульский. - Свечение неклассического типа. Одна только спектрограмма может многое рассказать, когда он остынет.

Сквозь толпу на улице прорвался в сад еще один гость: толстяк председатель садового кооператива уже успевший позвонить в Москву. Войдя, он тотчас же замкнул на замок калитку и подошел к дом почему-то на цыпочках.

- Едут, - сказал он, отдышавшись. - Уже полчаса, как выехали. Скоро будут.

- Кто? - спросил Славка.

- Из комиссии по метеоритам, - толстяк воззрился на белое пламя.

- Клад, - сказал Славка, деловито нахмурившись и подмигивая Микульскому. - Из чистого золота шарик.

- Да ну? - удивился толстяк. - Самородок?

- Кто знает? - принял эстафету Микульский. - А вдруг из урана? Тогда все мы и они, - он кивнул на толпу за оградой, - находимся в непосредственной опасности. При расщеплении ядер урана выделяется большое количество радиоактивного вещества. Пока еще неизвестен характер излучения.

Толстяк, даже не дослушав, уже пятился к калитке и тотчас же исчез за оградой.

- Граждане, - голос его дрожал, - скопляться не советую. Может быть радиация. Никто не знает.

Толпу у забора словно ветром сдунуло, а Славка даже отступил к веранде. От неожиданности Родионов и Котов переглянулись.

- Вы пошутили, конечно, Феликс Юрьевич? - осторожно спросил последний.

- Да как вам сказать, - сдержанно ответил Микульский. - Хотел пошутить. Но, честно говоря, не уверен. Может быть, это чисто оптическая иллюзия, а возможно, эта световая пульсация сопровождает какое-то проникающее излучение. Счетчиков ведь у нас нет - не проверишь.

Ждать не пришлось. У калитки затормозила голубая "Волга", и в сад ворвался кряжистый, густоусый старик. Он потоптался у калитки и, обернувшись к машине, не закричал - взмолился:

- Скорее, Коля! Ничего подобного мы с вами еще не видели. Рентгенометр быстро!

Из машины, согнувшись, вылез долговязый Коля с черным пластмассовым ящиком на груди. Оба, не здороваясь и не глядя на стоявших у дома, бросились к яме. Несколько секунд они стояли молча, не подходя слишком близко к огню или свету, потом Коля начал производить измерения.

- Ну как? - спросил усач.

- Порядок, - сказал Коля.

- А точнее?

- Радиации нет. Стрелка на нуле.

- Бета- и гамма-излучение проверил?

- Что я, маленький? - обиделся Коля.

- Ну, хорошо-хорошо, - заторопился усач. - Сделаешь спектрограмму, а сюда кинокамеру... Температуру проверил? Сколько?

- Тридцать два!

- ТЭЦ, а не камешек, - сострил Славка.