Четыре цвета памяти   ::   Абрамов Александр

Тут усач словно впервые разглядел собеседников.

- Простите, - сказал он, - забыл представиться. Профессор Лазарев из комиссии по метеоритам. А это лаборант, - он кивнул в сторону Коли. - С кем имею честь?

Стоявшие у дома назвали себя. Услышав фамилию Микульского, Лазарев поморгал, глазами, что-то вспоминая.

- Микульский... Микульский, - повторил он. - Физикохимические основы подсознательной памяти?

Микульский засмеялся.

- Угадали.

- Очень уж много неясного, - сказал профессор. - Странный метеорит. Да и метеорит ли это? Кто-нибудь наблюдал за его падением?

- Я наблюдал, - ответил Котов и стал рассказывать.

Лазарев слушал, не перебивая, иногда помечал что-то в маленькой записной книжке.

- Это и странно, - он поднял голову от записей. - Метеорит может достигнуть поверхности земли только при малых скоростях падения, порядка пятнадцати-двадцати километров в секунду. Но в этом случае он должен быть лишь чуть теплым, а этот... - он замолчал, машинально перелистывая записную книжку.

- Как вы его заметили? - спросил Микульский.

- При входе в атмосферу.

- Данные радиолокации?

- Обычное радиоэхо. Ионизированный след с высоты ста с лишним километров.

- А спектр?

- Довольно необычный.

- Линии ионизированного кальция?

- Их нет.

- А какие звуковые эффекты наблюдались при падении?

- Свист, и только. Оглушительный свист. И тишина. Ни грома, ни взрыва. Только свет.

- Н-да... - задумчиво протянул профессор. - Нужен еще один глаз.

- Чей? - спросил подошедший Коля.

- Придется ехать за академиком.

ЖЕЛТЫЙ

После того как профессор уехал, компания разделилась. Славка с Микульским пошли смотреть метеорит, а Котов и Родионов поднялись на веранду. Последний тотчас же обратил внимание на партию, оставленную Котовым все в той же позиции на доске.

- Сам с собой играешь? - засмеялся Родионов. - Ну и нагородил.

- Не моя партия, - сказал Котов.

- Вижу. Сапожник белыми играл.

- Умер этот сапожник. А он, между прочим, кандидат в мастера.

Родионов посмотрел на доску, потом на Котова.

- А играл с кем? С Ботвинником?

- С мальчишкой играл, с племянником. И не играл, а учил. Ферзя вперед давал. А партия эта не просто партия, а вещественное доказательство.

- Чему?

- Тому, что племянник находился в одной комнате с дядей, когда у того начался сердечный приступ, не помог ему, не вызвал врача, а ушел с пачкой дядиных кредиток из письменного стола.

- Так что же здесь думать? - удивился Родионов.

- А ты видишь партию? Старший Логунов играл белыми - это доказано. А мог так играть кандидат в мастера?

- Не мог. Впрочем... если конем e на g4?

- Ну, шах. А дальше?

- Еще шах.

- Прикидывал. Ерунда получается. Никчемная серия шахов, король черных на g1 и - привет, как говорится.

- Жаль, - вздохнул Родионов. - Красивая комбинация, если бы слева подкрепить. Да нечем.

Мысль Котова упрямо возвращалась к злосчастной позиции белых. Что-то в ней смущало его, раздражало, заставляло снова и снова перебирать возможные варианты. Что-то знакомое было в этой позиции, где-то он уже видел ее. Где?

- Все та же позиция? - подмигнул Родионов. - Вечный шах ищешь?

- Ищу.

Котов спустился в сад и побрел по дорожке к сараю, но вдруг остановился в изумлении.

Свет менял окраску.

Снизу словно поднимался желтый туман, заполняя серебристую полусферу. Он как бы клубился внутри, образуя странное вихревое движение. Купол становился матово-желтым, а в глубине его вспыхивали золотистые огоньки, как бенгальские искорки.

"Никак прохладнее стало? - подумал Котов. - Не парит, подойти можно". Он осторожно подошел ближе - стало ничуть не жарче. Шагнул на вздыбленный край ямы и протянул руку - не обожгло. Только нагретый воздух пахнул в лицо и в глазах замелькали танцующие огни. Он нагнулся над ямой, и свет ударил ему прямо в лицо.