Илаэс Б Хопкинс   ::   Конан-Дойль Артур

Вскоре о бочку гулко ударился брошенный кем-то сапог, за ним другой, следующий пронесся возле самой головы новоявленного пастора, но тут в события вмешались наиболее благонравные золотоискатели и встали да защиту мира и порядка; к ним, как это ни странно, примкнули упоминавшиеся уже Мол и Филлипс, которые приняли сторону щуплого чтеца священного писания. - Хопкинс - малый что надо, - пояснил этот шаг Филлипс, своей громоздкой фигурой в красной рубахе заслонивший от толпы объект всеобщего гнева. - Он человек другого, нежели мы, склада, однако не мешает нам оставаться при своих мнениях и высказывать их, сидя на бочке или где-нибудь еще, коли уж так хочется, поэтому негоже швыряться сапогами там, где можно обойтись словами. Ежели этого чудака кто-нибудь хоть пальцем тронет, мы с Биллом вступимся и воздадим обидчику должное. Ораторское искусство Филлипса подавило наиболее активные признаки неудовольствия толпы, и сторонники беспорядка попытались было возобновить прерванную попойку, игнорируя изливаемый на них поток священного писания, но безуспешно. Те из бражников, что были пьяней всех, уснули под монотонное бормотание евангелиста, другие, бросая мрачные взгляды на чтеца, продолжавшего как ни в чем не бывало сидеть на бочке, решили разойтись по своим лачугам. Очутившись наедине с наиболее благонамеренными представителями публики, Хопкинс закрыл книгу, педантично отметив карандашом то место, на котором остановился, и слез с бочки. - Завтра вечером, ребята, - негромко объявил он, - я возобновлю чтение с девятого стиха главы Пятнадцатой Апокалипсиса. - И, не обращая впимавия на наши поздравления, удалился с видом человека, исполнившего свой священный долг. Его предупреждение, оказывается, не было пустой угрозой. На другой вечер, едва только в питейном баре начала собираться толпа, он снова очутился на бочке и с прежней решительностью принялся читать Библию - монотонно, запинаясь, проглатывая целые предложения, с трудом перебираясь от одной главы к следующей. Смех, угрозы, насмешки, другие средства, за исключением прямого насилия, использовались с целью остановить его, но все оказалось одинаково безрезультатным. Вскорости мы заметили в его действиях определенную методу. Покуда царила тишина или разговоры сохраняли невинный характер, Хопкинс молчал. Стоило, однако, прозвучать одному-единственному богохульству, как чтение Библии возобновлялось примерно на четверть часа, затем прекращалось, но при малейшей провокации в виде брани или упоминания всуе имени господа нашего Хопкинс принимался читать снова. Весь второй вечер он читал почти без перерывов, поскольку язык, которым пользовалась его оппозиция, все еще оставался весьма вольным, хотя и не в такой уже степени, как накануне. Свою кампанию Илайес Б. Хопкинс вел дольше месяца. Так и сидел он каждый бойкий вечер с раскрытой книжкой на коленях, по малейшему поводу начиная, точно музыкальная шкатулка от прикосновения к пружинке, свою работу. Его монотонное бормотание стало невыносимым, избежать его было можно лишь согласившись соблюдать кодекс поведения, предложенный новоявленным пастором. На хронических сквернословов общество стало смотреть с осуждением, ибо наказание за их прегрешения падало на всех. В конце второй педели чтец большей частью молчал, а к началу следующего месяца его пост превратился в синекуру. Никогда прежде реформация нравов не происходила так быстро и в такой полноте. Свои принципы наш пастор проводил и в будничную жизнь.