Дело о пропавшем боге   ::   Латынина Юлия

Аннотация: Может ли божественное откровение засветить фотопленку, когда в монастыре повстанцы убивают чиновников, а варвары со звезд ведут научно-исследовательские работы, объект которых — бог?

---------------------------------------------

Юлия ЛАТЫНИНА

ДЕЛО О ПРОПАВШЕМ БОГЕ

1

Высокоученый чиновник ведомства справедливости и спокойствия, особо полномочный инспектор из столицы, господин Нан, осматривал постоялый двор, принадлежавший некоему Кархтару.

Сам Кархтар пребывал в бегах, и по всему Харайну ветер лениво трепал объявления: три тысячи за голову убийцы городского судьи и зачинщика мятежа в Иров день…

Постоялый двор был, как все постоялые дворы Нижнего Города: неказистое двухэтажное строение с плоской кровлей, отгороженное от улицы стеной из сырцового кирпича с толстыми лопатками, в центре дома неизбежный дворик, к западной стене лепились как попало хозяйственные постройки, и там же начинался садик с прудом посередине. В пруду плавали недорогие, но неплохо подобранные кувшинки; у деревянной беседки цвело бледными, вытянутыми трубочкой цветками личевое дерево. Господин Нан не столько присматривался, сколько принюхивался. Запахи в империи говорили многое; глухие стены скрывали содержимое садов и внутренних комнат, и те извещали о достатке благовониями и ароматами цветов. Запах растения был важней его вида. В саду Кархтара пахло невзыскательно: парчовой ножкой и лоскутником.

В ветвях личевого дерева запуталась блестящая мишура, и с рылец карнизов сиротливо свисали длинные гирлянды, развешанные в миновавший четыре для назад праздник Великого Ира. Карнавальное время остановилось в покинутом доме бунтовщика, потихоньку выцветая на солнце.

Сопровождавший столичную штучку секретарь городской судебной управы, некто Бахадн, недовольно косился на все эти размалеванные полотнища и красные ленты, исписанные пожеланиями счастья. Не то чтобы в самих этих лентах содержался некий криминал, вовсе нет, хотя, если подумать, бывали и другие времена… Бывали времена, когда за вон этакое полотнище, которое по всем правилам желает обитателям большой чин, а висит, извините, над свинарником, — могли и загрести. Могли и сказать: «Это ты на что же, почтеннейший, намекаешь, — что в империи каждая свинья может получить большой чин? А вот как мы тебя сейчас соленой розгой… Ах, не хочешь? По неразумию? Дай-ка ты мне, брат, двадцать пять розовеньких, тогда и согласимся, что по неразумию…»

Но… Что-то скверное, нечиновное чудилось секретарю в каждом празднике, словно праздник — двоюродный брат мятежа.

А столичный инспектор тем временем присел у садового алтаря и провел рукой по шершавой глыбе. Собственно, присутствие этой глыбы было гораздо более серьезным правонарушением, чем праздничная лента над свинарником, потому что это был Иршахчанов камень — точнее, подделка под него, а Иршахчановым камням в частных местах стоять не положено.

Две тысячи лет назад основатель империи Иршахчан отменил навеки «твое» и «мое», и повелел, чтобы межевые камни отныне не оскверняли общей для всех земли. Камни убрали с полей и расставили на перекрестках дорог, украсив их изречениями Иршахчана. Они утратили смысл и обрели святость. Сейчас они почитались как знаки высшего хлебного инспектора и распорядителя небесных каналов.

Но крестьяне, хотя и знали, что покойный император — верховный бог империи, молились местным богам, а не Иршахчану, так же, как подавали прошение о семянной ссуде в сельскую канцелярию, а не в столичную управу, — и дадут скорее, и сдерут меньше.