Деревянная грамота   ::   Трускиновская Далия

Он всякое слово, услышанное от дьяков и бояр, в голове на свой лад перетолковывал - не проболтался ли сукин сын о своей причастности к бумагам, написанным закрытым письмом? Он задержал некоторые важные грамоты только потому, что их было велено переписать письмом тайного склада. И вот теперь все прояснилось...

Он мог перевести дух и с прежним доверием жить среди людей. Хотя и прежнее-то было не всеобъемлющем, однако по сравнению с великими подозрениями прошедших дней оно было прямо-таки ангельским.

- Стало быть, от деда к внуку? - спросил дьяк, и по его улыбке конюхи догадались - обошлось!

- В ноги вались, дурак... - шепнул Тимофей Одинцу.

- Целуй крест, орясина бестолковая! - не дождавшись от обалдевшего бойца рабской покорности, весело велел Башмаков. - Говори - как Бог свят...

Одинец вытянул тельник на черном гайтане.

- Как Бог свят! А чего целовать-то?

- Говори - грамота древняя, дурак, писана при царе Горохе, и на том крест целуй! - подсказал Тимофей.

- Древняя грамота, - повторил Одинец. - От старого Трещалы мне досталась! И я ее кому попало не передам! На том - крест целую!

Башмаков покачал головой.

- Грех я на душу из-за тебя беру, - сказал ворчливо. - Ну да Бог с тобой, забирай наследство да и проваливай. И гляди - на льду чтоб сегодня славно государя потешил! А вам, молодцы, потом награда будет.

Конюхи дружно поклонились и по одному вышли в узкую дверь, последним убрался Одинец.

Кремль понемногу наполнялся народом - это были богомольцы, которым жизнь не мила без кремлевских соборов.

- Пойти да свечку Николе-угоднику поставить, - сказал Тимофей. - И не чаяли, что справимся, да велик Господь!

- Ин ладно, и я поставлю, - молвил Семейка. - Что, Богдаш, пойдем сегодня на бои поглядеть?

- Да там и глядеть не на что! - с презрением отвечал Богдаш.

Данила отвел Одинца в сторонку.

Он не знал, как приступить к делу. сказать - посчитайся, мол, Аким, с Трещалой за парнишку, невинно убиенного! - он не мог. Такое подстрекательство ему претило. Но и оставить Трещалу безнаказанным - тоже было невозможно.

- Ты Томиле веришь? - спросил он наконец. - Будто бы Трещала Маркушку гонял, пока до торга не добежали да Маркушка в сани не залез? Или оба они при том были, оба гоняли?

- Томила свое получил, теперь не скоро на лед выйдет, - с мрачным удовлетворением отвечал Одинец. - Хорошо ему Желвак рученьку-то из плеча вынул! Силен молодец!

И вдруг, чего от него Данила вовеки не ожидал, заговорил распевно:

- Которого возьмет он за руку - из плеча тому руку выдернет, которого заденет за ногу - то из гузна ногу выломит, а которого хватит поперек хребта - тот кричит-ревет, окарачь ползет!

- Аким! - Данила положил ему руку на плечо. - Я про Маркушку...

Тогда и ему на плечо легла большая жесткая ладонь.

- Сам знаю.

Более слов не понадобилось.

Данила полагал, что беседа продлится, но не вышло - в плечо ему ударил снежок. Он обернулся и увидел выглядывавшую из-за угла Настасью. Ну, кто еще мог на Соборной площади снежками кидаться? И когда так тебя заманивают - уже не до суровых бесед. Даже Одинец - и тот это отлично понял.

Данила с Настасьей уговорились встретиться после того, как дьяк Башмаков решит судьбу и грамоты, и Одинца. Более того - место назначили. Но Настасье, видать, на том месте не стоялось.

- Давно ты в Кремле? - спросил, подойдя, Данила.

- Как ворота отперли.

- Я Авдотьицу не выдал, - тихо сказал он.

- Вот и ладно.

- Так пойдем, что ли?

- Погоди...

Странным было их молчание - как будто и поговорить куму с кумой не о чем. И смутно было на душе у Данилы - Настасья стояла перед ним, опустив голову, беспросветно чужая, зачем ждала, чего хотела услышать - неведомо. А ведь как целовала в обе щеки, когда он стоял с деревянной грамотой в руке нечаянный победитель!

- Куманек!

- Что, кумушка?

- Что же, ты Авдотьицу - пожалел?

- Да нет...