Из жизни фруктов   ::   Лаврова Ольга

А ты, Зоенька, попробуй мне Матвей Петрови­ча поймать.

– Хорошо, Антонина Михайловна, сейчас, – откликается вышколенный голос.

– Ищите, Пал Палыч, ищите. Мне от этих вагонов проку чуть.

– Почему же?

– Да ведь давно сгнило.

– Антонина Михайловна, соединяю с Матвей Петровичем, – доносится из переговорника.

– Извините, зампред исполкома по жилью. – Чугунникова берет трубку. – Здравствуй, я по твою душу. Вы что же со мной делаете? Я людям твердо обещала… Не хочу понимать и не буду. От меня исполком хоть раз слыхал «нельзя» или «не буду»? Нет и нет, не отступлюсь. Ну то-то… Как дома? У Людочки спала температура? – Чугунникова чуть косится на Знаменского – оценил ли, что она запанибрата с начальством. – Моя принцес­са? Отгрипповала. Ну, до четверга… Где ужом, где ежом, а где и волчицей, – улыбается она Знаменскому, положив трубку. – Хотели три квартиры срезать, а у меня сплошь молодожены… Да, ну так что ж, приступайте, Пал Палыч. Люди у меня в основном толковые. Если нет больше вопросов… – Чугунникова вроде бы вскользь, но заметно бросает взгляд на часы.

– Пока все.

– Тогда пожелаю вам. Что будет полезное мне как руководите­лю базы, сообщите. Критику люблю.

– Очень ценное свойство, – смеется Знаменский. – Боюсь, оно вам понадобится.

* * *



В квартире Кибрит звонит телефон. Вытирая руки, она берет трубку.

– Да?

– Зинаида, я, – слышится голос Томина.

– Здравствуй, Шурик.

– Слушай, меня кто-то упорно пасет.

– Что? – не расслышала Кибрит.

– Меня кто-то пасет.

– Да брось!

– Серьезно. Можешь на четверть часа выйти из дома? Я тут неподалеку.

– Ну… ладно, выйду.

– Сверни на проспект, остановись у третьего фонаря и посмот­ри хорошенько – я буду переходить улицу. Поняла?

– Да поняла, поняла.

– Потом возвращайся домой, – в трубке раздаются короткие гудки.

Недоуменно пожав плечами, Кибрит снимает передник.

Она останавливается около фонарного столба, смотрит на часы, ждет, глядя на противоположную сторону проспекта. Вскоре Томин выскакивает из толпы и нахально пересекает проезжую часть в неположенном месте. Отставая от него шагов на пятнад­цать, с тротуара сходит молодой парень, секунду-другую колеблет­ся и двигается следом, увертываясь от гудящих машин.

Томин, не оглядываясь, минует Кибрит. Она тоже не глядит на него – рассматривает преследователя. Томин скрывается за уг­лом, за ним, как привязанный, исчезает парень.

Снова надев передник и занявшись хозяйством, Кибрит ожида­ет Томина. Стукнула дверь лифта на этаже. Звонок. Это он.

– Ну, видела?

– Если б своими глазами не видела, не поверила бы.

– Второй день спина чешется: чувствую хвост. Рассмотрела?

– Обыкновенный парень в нейлоновой курточке и джинсах. Среднего роста, довольно тощий. Лицо скуластое, обветренное, руки рабочие.

– С утра был длинный тип с прыщом на носу.

– Кто же такие? – начинает беспокоиться Кибрит.

– Ума не приложу. Извини, что я тебя вытащил…

– Нашел о чем! Ты ведешь что-нибудь серьезное?

– Мои клиенты хвостами не ходят. Либо удирают, либо нож в бок. А тут… чертовщина какая-то!

* * *



По территории базы Знаменского ведет ветхий, но озорной старичок, здешний «абориген» Демидыч, состоящий в некой неопределенной должности – для общих услуг. Он припадает на ногу, и Знаменский, подлаживаясь к нему, вынужден умерять шаг.

– Во-он, четвертый цех, вишь?

– Вижу. Теперь-то уж один дойду, возвращайтесь.

– Нет уж, до места тебя сопровожу, раз мам-Тоня велела.

– Чугунникова?

– А кто ж. У нас ее все так: заботливая. За глаза, конечно. Меня вот давно пора на пенсию турнуть, как тебе кажется?

– Да пора бы отдыхать.

– А мне неохота. Я отдыхом не интересуюсь. Спасибо мам-Тоня держит.