Душа напрокат   ::   Варшавский Илья Иосифович

Впрочем, и экзотическая внешность гостя и особенно этот запах показались Тетерину удивительно знакомыми.

– Прошу! – сказал он, пропуская Лангбарда вперед.

Тут в дверях кабинета произошло событие, хотя и незначительное, но все же удивившее Тетерина. Диана, обычно равнодушная ко всем посторонним, бросилась навстречу Лангбарду и начала его обнюхивать, с каким-то самозабвением тычась носом в брюки и сюртук.

– Диана, на место! – прикрикнул Тетерин, но это не произвело на собаку никакого впечатления. – Я кому говорю, на место! – Он ее слегка шлепнул. Она еще несколько раз судорожно нюхнула, а затем, притворно зевнув, улеглась на ковер, все еще не спуская глаз с Лангбарда.

– Простите! – сказал Тетерин. – Она никогда себе таких вещей не позволяет. Просто не могу понять…

– Запах, – перебил Лангбард, усаживаясь в кресло. – Ничего удивительного нет, просто запах. Животные его любят. Итак, вы меня не помните. – Это звучало, как утверждение, а не вопрос.

– Минуточку… – Тетерин закрыл глаза ладонью. Ему хотелось вспомнить, где он видел эту нелепую фигуру в сюртуке, лицо с остреньким носиком, жидкие седые волосы и бескровные руки с длинными пальцами. Кроме того, запах… Он вдохнул слабый аромат ладана, и вдруг все удивительным образом прояснилось.

…Это был один из сумбурных вечеров у него дома, кажется, по поводу выхода какой-то книги. Много пили, обсуждали литературные сплетни, перемывали косточки отсутствующим, кого-то по привычке ругали, кого-то по традиции хвалили. К 12 часам ночи в столовой стало трудно дышать от запаха лука, пролитой водки, распаренных тел и табачного дыма. Открыли окно, но и это не помогло. Липкий туман, насыщенный бензиновыми парами, был не лучше. Тетерин зажег свечи, чтобы хоть как-то освежить прокуренный воздух. Начались обычные разговоры о том, что современная цивилизация лишает нас истинных радостей жизни, что к чему все достижения материальной культуры, когда скоро уже будет нечем дышать, что если бы сюда посадить первобытного человека, он бы и часу не прожил, и так далее.

Тогда уже сильно подвыпивший Тетерин наперекор всему, что говорилось, заявил, что он никогда не променяет автомобиль на право бегать голым по лесу и что вообще неизвестно, чем там пахло в этих самых первобытных лесах. Может, даже похуже, чем у нас в городе.

И тут поднялся этот старичок в сюртуке. Неизвестно, кто его привел. Весь вечер сидел молча, ковыряя вилкой в тарелке, а тут вдруг возвысил голос:

– Вы хотите знать, чем пахло в этих лесах? Пожалуйста! – Он вынул из кармана янтарный мундштук и поднес к свече.

И то ли потому, что запах горящей смолы так не похож был на все эти запахи вульгарной попойки, то ли потому, что люди почувствовали в нем невообразимую дистанцию в миллионы лет, но все как-то притихли и вскоре молча разошлись…

– Вспомнил! – сказал Тетерин… – Вы жгли у меня янтарь. И этот запах…

– Верно! – кивнул Лангбард. – Именно запах. Я нарочно к нему прибег, а то бы никогда не вспомнили. Итак, Игорь Павлович, я пришел к вам по очень важному и, надеюсь, интересному для нас обоих делу. К вам, потому, что вы

– писатель, к тому же достаточно известный.

Тетерин поклонился.

– Однако, – продолжал Лангбард, – писатель, откровенно говоря, талантом не блещущий.

– Такие вещи в глаза не говорят, – криво усмехнулся Тетерин. – Мой совет: остерегайтесь говорить женщине, что она некрасива, и автору, что он плохо пишет. Подобную откровенность никогда не прощают. Кроме того, и у некрасивой женщины всегда находятся поклонники, а у любого писателя – читатели. Я все же льщу себя надеждой, что ваше суждение, высказанное в столь категоричной форме, разделяется не всеми. Далеко не всеми. – Он открыл ящик стола.