Гибель Аякса   ::   Вежинов Павел

Вдали виднелись бурые скалы, озаренные солнцем, а ниже - кустарники, лепящиеся по склонам, рощи, река, искрящаяся среди влажных папоротников. И все же в душе была какая-то пустота.

- Может быть, Бессонов и гений, - сказал я. - Но он перебарщивает. Слишком уж все красиво, неправдоподобно красиво…

- А что бы ты хотел видеть? - безучастно спросил Сеймур.

- Я никогда не верил его голосу, никогда не знал точно, что происходит в его душе. Он умел скрывать свои настоящие чувства и выдавал их очень редко. Только передо мной, сдается, он немного расслаблялся. Может быть, потому, что считал меня слишком молодым.

- Знаешь что? - раздраженно ответил я. - Хочется увидеть самую обыкновенную пустыню… Песок, бесконечный песок без единого камешка. Понимаешь, совершенно пустую пустыню, накаленную солнцем.

- Это все?

Мое раздражение тут же прошло, и я пробормотал:

- Ну, может быть, какого-нибудь тощего верблюда… Нет, лучше льва - с мощной грудью и сонными глазами.

- Тебе хочется увидеть пустыню? Я тебя понимаю… А мне хочется иной раз увидеть что-нибудь совсем неприглядное… Например, слякоть. Ты знаешь, что это такое?

- Думаю, что знаю.

- Слякоть бывает, когда идет мокрый липкий снег или сеет дождишко… И еще хочется, чтобы был ветер - холодный, пронизывающий…

- Да, да, и чтобы некуда было деться от этого снега и ветра, - сказал я.

- Ты умный парень… и притом совершенно нормальный… Человеческой душе нужно не только прекрасное, величественное и спокойное. Да и кто знает, прекрасно ли оно на самом деле. Может быть, прекраснее вот это: снег, ветер, срывающий пожелтевшую листву, раскисшая дорога среди низких, почти безлесных холмов… Скорее всего прекрасное - это и то и другое вместе, обязательно вместе. Если оставить только одно, оно уже отрицает себя, переходит в свою противоположность. Так же как эти опостылевше-прекрасные горные долины…

Мы медленно плелись по тропке среди свежей жесткой травы, этой проклятой синтетической травы. Тропа петляла между деревьями, забираясь все выше, и, когда мы поднялись на холм, перед нами открылось небольшое озеро, стиснутое с трех сторон серыми бетонными скалами. В озере купались три молодые женщины, все нагие. Было не совсем вежливо идти дальше, хотя обычно с этим не церемонились. Купальщицы тоже увидели нас, но продолжали плавать, не обращая на нас внимания. Одна из них, самая смуглая, то и дело хохотала и весело кричала что-то подругам. Это была Ада.

- Сядем, - предложил Сеймур.

Мы уселись под деревом, единственным деревянным деревом здесь - потому-то под ним всегда валялись отдыхающие от дел. Правда, листья на нем были тоже синтетические. Сеймур спросил:

- Это не Ада там веселится?

- Кто же еще?

- Она молодец. Когда я слышу ее смех, мне перестает казаться, что “Аякс” - это летающий сумасшедший дом. Она единственная, кто не занимается бесконечным самокопанием.

Мы надолго замолчали, я закрыл глаза и слушал доносящиеся с озера крики Ады и ее подруг. Вдруг Сеймур попррсил:

- Малыш, почитай свои стихи.

Мне не хотелось, но он настаивал.

- Ладно, - сказал я. - Прочту самое короткое, и больше не проси. Нет настроения.

В этой огромной белой,

белой пустыне света,

В этой черной огромной

пустыне из ничего

Есть бесконечно много

живых и мертвых солнц.

Есть бесконечно много

планет, изобильных и пышных.

Есть бесконечно много

уродливых тел и глаз -

Кровавых, пустых и хищных,

слезящихся и блудливых.

Лишь одного не слышу -

голоса твоего:

“Милый, проснись - такое

ясное теплое утро”.

Мне показалось, что Сеймур едва заметно улыбнулся. И был совершенно прав, разумеется.

- Немного старомодно, - сказал он. - Но совсем, совсем неплохо…

- Что делать, если на “Аяксе” нет других поэтов?.. Чтобы развиваться, нужна конкуренция, а у меня соперников нет.