Господство   ::   Литтл Бентли

– Опять в нашей жизни наступают перемены, – произнесла мать, глянув на него. – Это не очень хорошо для нас обоих. Придется начинать сначала. – Она сделала паузу. – Или, вернее, я должна буду начинать все сначала.

Он почувствовал, что краснеет, и отвернулся.

– Нам нужно поговорить обо всем. Я знаю, это трудно. Я знаю, это тяжело. Но очень важно, чтобы мы понимали друг друга. – Она попыталась улыбнуться, что ей почти удалось. – Я за рулем, и тебе придется слушать. Никуда не денешься.

Он нерешительно улыбнулся ей в ответ. Без особого энтузиазма.

– Я знаю, что огорчаю тебя. И уже не в первый раз. Так было много раз. Слишком много. Но ведь и для меня тоже это каждый раз сильное разочарование. Опять обманутые надежды. Я никогда не была тебе такой матерью, какой должна была быть или какой ты хотел бы видеть меня.

– Это неправда, – начал он.

– Это правда, и мы оба это знаем. – Она грустно улыбнулась. – Я тебе вот что скажу: для меня нет ничего более мучительного, чем видеть в твоих глазах огорчение, когда я теряю очередную работу. В эти минуты я себя ненавижу и каждый раз твержу себе, что такого больше не повторится, что все изменится к лучшему, что… Но ничего не меняется. И я не знаю почему. Не уверена, что и ты… это знаешь. – Она посмотрела на него. – Но теперь все действительно изменится. В Калифорнии мы начнем новую жизнь, и я стану совсем другой. Вот увидишь. Я знаю, мне не следует сейчас ничего говорить, лучше доказать тебе на деле. И я докажу. Все. С прошлым покончено. Все осталось позади. Это новый старт для нас обоих, и, надеюсь, он окажется счастливым. Мы постараемся. Хорошо?

Дион кивнул.

– Хорошо? – спросила она снова.

– Хорошо. – Он посмотрел на дорогу, на полынь и сагуаро, [5] мелькающие за окном. Все, что она сказала, звучит здорово, и, вне всяких сомнений, мама будет стремиться это сделать, она верит в это, но… эти слова ему немного знакомы. Он вдруг подумал, а не взяла ли она их из какого-нибудь фильма. Он ненавидел себя за такие мысли, но в прошлом мама не раз заводила подобные разговоры, с такой же убежденностью утверждала, что на этот раз все изменится и все такое прочее, но все говорилось только затем, чтобы сразу же, после очередной вечеринки, на которой она встречала нового мужика с подходящим содержимым в штанах, отказаться от благих намерений.

Он вспомнил Кливленд, вспомнил Альбукерк. [6]

Они молчали, пока снова не сделали остановку. Дион вышел из машины, потянулся, а затем наклонился к капоту автомобиля.

– Я не понимаю, почему мы поехали именно в Напу, – сказал он.

Мама поправила свой хольтер-топ и нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не понимаешь почему? Я получила там работу, вот почему.

– Но ты могла найти работу в любом другом месте.

– Ты что-то имеешь против Напы?

– Нет, но это… в общем, не знаю.

– Так все-таки что?

– Ну, мне кажется, у людей обычно бывают какие-то соображения, когда они куда-то переселяются. – Он посмотрел на нее и покраснел. – Я имею в виду, когда переезжают в какое-то определенное место, – добавил он поспешно. – Ну, к примеру, у них там родственники, или они выросли там, или просто любят эти места, или не хотят оставлять фирмы, где работают, или… ну, в общем, в таком духе. Но у нас-то вообще нет никаких оснований переезжать.

– Дион, – сухо проговорила она, – замолчи сейчас же и садись в машину.

Он усмехнулся:

– Замечательно. Замечательно.

Ночь они провели в мотеле номер шесть в Санта-Барбаре, сняв однокомнатный номер с двумя односпальными кроватями.

Дион лег рано, сразу же после ужина, и немедленно заснул. Ему снился коридор, длинный, темный коридор, в конце которого виднелась красная дверь.