Иные   ::   Диксон Гордон

На груди выделялся темным крестом галстук.

Видавший виды тяжелый чемодан с пистолетом, кобурой и скудными пожитками был сделан из потускневшего от времени коричневого пластика. Генри нагнулся, поставил его на ступеньку и аккуратно заправил штаны в ботинки. Затем снова взял чемодан, вышел со двора, миновал перекинутый через канаву мостик без перил и свернул направо – туда, куда влек его внутренний зов.

Вокруг стояла какая-то непривычная тишина. Не слышно было даже ни вариформных, ни местных насекомых: ночные уже смолкли, а дневные еще не успели принять эстафету. Птиц на планете вообще не было – ни местных, ни вариформных: в свое время было решено, что птицы – это излишняя роскошь и импортировать их с Земли ни к чему. Экологический же баланс прекрасно поддерживали паразиты, не дававшие вариформным насекомым чрезмерно размножаться.

Зато растительность вокруг почти целиком состояла из земных вариформных видов. Все деревья и живые изгороди, разделявшие поля, несли в себе гены растений с планеты-прародительницы. Вдоль дороги, по которой он шел, росли Молитвенные Деревья – не что иное, как местное подобие земного кактуса-сагуаро. Больше всего они напоминали подсвечники со свечами: их боковые ответвления сначала тянулись параллельно земле с обеих сторон ствола, а на расстоянии в четыре-пять футов загибались вертикально вверх.

Пройдя около километра, он миновал небольшую церквушку, прихожанами которой он и его семья были много лет. Преподобный Грегг, здешний настоятель, в это время всегда проводил службу для тех, кто привык вставать засветло. Но за все прожитые здесь годы Генри из-за множества неотложных дел так ни разу и не смог выкроить времени посетить утреннюю службу. Теперь же он на миг задержался, чтобы послушать пение, и до него донесся нестройный хор голосов, громко тянувших утренний гимн «Да будет славен день!»:

Восславим, братья, день!

Исполнен добрых дел,

Как нам Господь велел,

Восславим, братья, день!

Восславим, братья, солнце!

Что освещает нас,

Что Бог зажег для нас,

Восславим, братья, солнце!

Восславим, братья, землю!

Кормящую всех нас…

Наконец гимн был допет до конца, и в церкви стало тихо. Звучный голос Грегга, необычайно сильный для такого хрупкого, болезненного человека, как он, провозгласил тему проповеди:

– «Книга Иисуса Навина», 8:26.

До Генри явственно донеслось:

– Иисус не опускал руки своей, которую простер с копьем.

От этих слов вдруг снова повеяло холодом воспоминаний, но продолжение проповеди заглушил шум приближающегося ховеркара. Он обернулся, чтобы посмотреть, кто это.

Заботливо вымытый белый ховеркар, стоявший возле дома, когда Генри уходил, а теперь забрызганный грязью, притормозил возле него и, приглушив турбины, мягко опустился на землю.

За пультом управления сидел Джошуа, его старший – и теперь единственный – сын, поскольку Уилл, младший, погиб на Сете, куда его и других новобранцев правительство Ассоциации послало воевать. На заднем сиденье он увидел жену сына и обоих внуков. Одному было три года, другому – четыре.

Джошуа нажал кнопку, открывающую переднюю дверь с той стороны, где стоял Генри, и взглянул на отца с горечью и недоумением.

– Почему? – укоризненно спросил он.

– Ты же сам знаешь почему, – спокойно отозвался Генри. – Его негромкий баритон как всегда звучал ровно и сдержанно. – В записке все сказано.

– Значит, ты покидаешь нас ради Блейза!

Генри подошел к машине и наклонился к открытой дверце. Он взглянул на волевое лицо сына под шапкой каштановых волос.

– Блейзу я нужен, – совсем тихо произнес Генри. – А тебе, сынок, уже нет. У тебя есть жена, есть дети. С фермой ты управишься не хуже меня, а может, даже и лучше. Она в любом случае должна была стать твоей.