Ясень и яблоня, кн. 2: Чёрный камень Эрхины   ::   Дворецкая Елизавета

Сэла раз или два пыталась дать ему понять, что он заблуждается, но Ниамор видел в этом только лукавую игру, призванную сильнее воспламенить его чувства. А они воспламенялись только от мысли, что у кого-то есть такое намерение: готовность пойти навстречу женской любви на острове Туаль считалась одной из первейших добродетелей мужчины, а Ниамор, разумеется, во всем был здешним образцом! В конце концов Сэла так от него устала, что старалась не выходить одна.

А погода установилась уже совсем летняя, и фрия Эрхина со всеми приближенными много времени проводила на воздухе. До Праздника Цветов оставалось не так уж много, и для фрии пришло время выбора. Доблестные воины упражнялись с удвоенным пылом, надеясь заслужить благосклонность земной богини и стать ее священным супругом.

Целые дни Сэла просиживала вместе со всеми на зеленом валу, уныло наблюдала за доблестнейшими героями острова Туаль и надеялась хоть мельком увидеть Торварда по пути через двор обратно. Ее страстной сосредоточенности могла бы позавидовать всякая влюбленная. Но гораздо чаще она дожидалась Ниамора, который не мог допустить, чтобы прекрасная и высокородная дочь конунга скучала, и принимался развлекать ее рассказами о своих подвигах. Ах, если бы он знал, как жаждет она поговорить не с ним, а с рабом из кузницы, как хочется ей видеть не эти зеленые валы с бронзовыми, сияющими на солнце воротами, а бурые скалы и простые каменные изгороди Аскефьорда, не этот огромный дом с красными стенами, а дерновую крышу усадьбы Дымная Гора, где весной прямо на зеленых скатах расцветают подснежники, и маленькую березку, выросшую на западном углу, трепещущую на ветерке, словно от боязни упасть с высоты… Но корни держат ее надежно, и Сэла, как та березка, стремилась вернуться к той земле, в которой остались ее собственные корни.

В один из солнечных теплых дней Сэла и Дер Грейне сидели на валу вдвоем. Сегодня Сэле неожиданно повезло: по дороге сюда она приметила пару-тройку рабов, развалившихся на травке, – должно быть, в работе случился какой-то перерыв и их отпустили отдохнуть. Двое из рабов были туалы, а между ними мелькнула темноволосая голова Торварда, подмигнувшего ей издалека. И вдвойне ей повезло, что сегодня сама фрия осталась в Доме Четырех Копий, занятая какими-то делами, и две девушки оказались предоставлены сами себе. Взбудораженная и обрадованная этой двойной удачей, Сэла едва слышала, что говорит ей Дер Грейне, а все мысли ее находились чуть поодаль, у оконечности вала, где устроились те трое. Рабы тоже на свой лад развлекались: двое нападали на третьего, а он отбивался вроде бы лениво и небрежно, но оставался на ногах, а двое противников по очереди или оба сразу летели на травку… Третьим, естественно, был Торвард.

«Вот это и есть истинное мастерство!» – с гордостью, словно речь шла о ней самой, мысленно отметила Сэла. Когда приложенные усилия совершенно незаметны и кажется, что всякий с легкостью мог бы сделать то же самое. Исподтишка поглядывая на него, Сэла дивилась: это был и не Торвард, и не Коль, а что-то третье, сплавленное из них двоих – лицо и тело Коля с выражением и повадкой Торварда. Туалы ничего не замечали, но для нее, знавшей Торварда с самого детства, его истинный дух все яснее проступал под чужими чертами. Конечно, он был совсем не таким, какого она знала в Аскефьорде: грубая, некрашеная рабская одежда, короткие волосы, к которым он не привык и все время отводил их со лба, борода на щеках, скрывающая шрам, очень его изменили, но все же это был он. И теперь, когда первое изумление прошло, Торвард с новым лицом вызывал в ней прежние чувства, даже больше: ее восхищение и преданность заметно выросли, когда он показал себя равным древнему Сигурду.