Канатоходцы   ::   Абрамов Сергей

Айвен Лоу, студент Харперс-колледжа.

– Студент, – удовлетворенно протянул Бигль. – Я так и думал. Возьму-ка его на заметку.

Ли неприязненно посмотрел на Бигля и выключил экран. Откинувшись в кресле, закрыл глаза: мучительно хотелось спать.

– Что с тобой, малыш? Заболел? – услышал он встревоженный голос Бигля.

– Я слушал вчерашний допрос, – сказал Ли. – И я знаком с доктором Стоуном.

– Плохо, – задумчиво произнес Бигль, – совсем плохо.

– Что с ним сделают? – спросил Ли.

– Что надо, то и сделают, – сурово сказал Бигль и, заметив состояние Ли, прибавил с былой ласковостью: – Иди-ка, малыш, отдохни. А я покараулю твоих подопечных.

Оставшись один, он долго смотрел на дверь, словно пытаясь увидеть за ней Ли, медленно бредущего к выходу, потом грузно уселся в кресло юноши, подумал и недрогнувшей рукой включил микрофон.

– Старший блок-инспектор Бигль вызывает шефа.

На экране возникло желтое лицо начальника Главного управления Системы.

– Что случилось, Бигль?

– Довожу до вашего сведения, шеф, о нелояльном поведении младшего блокинспектора Джексона.

– Из новеньких?

– Да. Недоглядели. Встречался с доктором Стоуном, шеф.

– Как разоблачили? Сомниферы? Биглю не хотелось рассказывать.

– Сомниферы, шеф.

– Полезное дело. Но вы переросли его, Бигль. Вчера на заседании Совета олдерменов решено передать вам руководство общественной безопасностью всего континента. «Слам» становится силой, которую все труднее держать в узде.

– А Тейлор? – спросил Бигль, помолчав.

– С него хватит и контрразведки. Через час я вызову его вместе с вами. А с мальчишкой – по тридцать пятому параграфу. Придется изолировать.

Бигль выключил микрофон и подошел к окну. Далеко внизу маленькая фигурка Ли пересекала улицу по ажурному мосту. Вот она уже потерялась в толпе.

«Придется изолировать», – вспомнил Бигль и вздохнул: «Боюсь, что это нам не удастся».



Глава первая, в которой Лайк учится ходить

Я тысячу тысяч раз видел это серое небо над Городом – низкое и влажное, как нависший над головой полог походной палатки. Я тысячу тысяч раз слышал душераздирающий визг монорельсовой дороги, грохот электрокаров, лязганье турникетов таможни, въедливый шепот рекламных аппаратов и поверх всего, владыкой этого странного, сумбурного, сумасшедшего, гремящего мира ровный голос диктора: «Рейсовый Вторая Планета – луна – Главная – Мегалополис совершил посадку на девятнадцатой полосе сектора В». Я знал наизусть запахи пота и косметики, бензина и табака, виски и машинного масла – запахи Города, сотен людей, механизмов, дыма, гари, пыли – черт знает чего еще!

Я тысячу тысяч раз видел все это, слышал все это, обонял, чувствовал, наслаждался и проклинал. Тысячу тысяч раз я шел по горячему бетону космопорта к свистящим магистралям Города – к почету, к деньгам, к славе, к новым друзьям и новым врагам, к опасности, к ежесекундной готовности собраться, отразить нападение. А то, что над дверями постоянно мигает красный сигнал, что ж, привычное дело, не впервой. Если опасность измерять в каких-либо единицах, например «дейнджерах», то в моем случае число этих самых «дейнджеров» давно перевалило за норму.

Красивая цифра – тысяча тысяч! Она рождает память, набитую до отказа информацией, всякой – полезной и хламом. Но, увы, это не моя память, чужая, подаренная мне безвозмездно фотографиями, фильмами, цветными телеэкранами и, главное, живыми людьми, очевидцами – без волокиты: мнемозапись непосредственно на мои центры памяти. И вот вам фокус: человек, ни разу не подъезжавший к Мегалополису ближе чем на тысячу миль, становится чуть ли не коренным его жителем – с его знанием города, людей, их нравов, привычек, маршрутов и развлечений.