Конец вечности   ::   Богдан Агрис

Всё тереблю "Физики" том поджарый,

Заинтригован вчуже, но буду краток:

Раз переезд приравниваем к пожару,

Что же в итоге вырос объём манаток?

Ветхий диплом почётного Одиссея

Так утешает, особенно в качку если...

Бурю пожну, - ветер на совесть сеял.

Впрочем, не жалуюсь. Тихо скончаться в кресле

В этом, понятно, нет никакого стиля,

Вкуса, изюминки, я бы сказал, нюанса.

У Дон-Кихота, кореша из Кастилий,

Ведать пиаром взялся какой-то Панса

Если судить по подписи к пресс-релизу

С подзаголовком "Победа над группой мельниц".

Вишь, у испанцев, знамо, свои капризы.

Мне б разобраться с тазиком полотенец...

Город приморский скис в межсезонной прели.

Месяц ещё в море не выйдет судно.

Как симбиоз торговца и менестреля,

Я проволучке даже и рад подспудно.

Я по салонам – об Абеларде, Юме,

Люмен, феномен, тэта, опять же, дзета...

А между тем, перец сыреет в трюме,

Палуба в кружево вредным жучком изъета.

Всё к одному – не избежать ремонта.

К маю просохнем, купим шёлков на сдачу.

Смертной чертой линия горизонта

Перед глазами заново замаячит.

Леди, скажи, зачем ангелицу плена

Напоминаешь, шахматы к битве строя,

Ту, что как звали, так и зовут – Елена,

Из-за которой сгорела родная Троя?

Греки ошиблись, - вовсе Парис не умер,

Тот, кто проник в Эдем, наплевав на право

Доступа... Дальше – сатира, она же - юмор,

Перец, матросы, "Windows", вау, браво...

Леди, скажи – куда мне теперь вернуться?

Город мой стёрт времени поцелуем

Даже со стёкол памяти. Не согнуться -

Значит – сломаться. Я же ещё балую....

12-13 февраля 2001 года



ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОВЕСТИ

...Горькое сегодня небо. Что, впрочем, трезвит.

Я выхожу из метро, миную руины раскуроченной перекосившейся тары (зря её убирают: месяца за два сложился бы лабиринт – Кносскому не чета...), попадаю в метель бумажной отшелушившейся, отшуршавшей своё чешуи – время меняет шкуру с каждым газетным выпуском, о, времена...а о нравах не будем -пусть их....

Обязательная программа при возвращении из подземного мира – попасть в обстание наземных отбросов.

Я останавливаюсь, пальцы уже нашаривают в пачке сигарету, берут её за горло фильтра, покручивают – сиречь, берут в оборот. И ещё один виток мусора вокруг – конфетный фантик запутывается в моих волосах, я отпускаю его на свободу, которая ему не нужна.

Мне, увы, свобода необходима.

И не надоело ветру возвращаться на круги своя?

Мне надоело. Потому я закуриваю и ухожу по первой попавшейся прямой достаточной протяжённости. По улице, господа, по улице. И никаких МКАД!

Эта самая, первая попавшаяся, оказывается как раз той самой, нужной. Трамвайная остановка – хорошо. Перейти на другую сторону – пункт алгоритма. Перехожу, предварительно удостоверившись в факте отсутствия в поле обзора некоторой Аннушки с некоторым маслом.

Вот и она, берлиозовская гильотина. Я захожу в первый вагон, жду переулка, того, где, как известно, дощатый забор. Теперь, впрочем, бетонный – революция даром не прошла.

В пакетике – литпамятовский Цицерон, хочется открыть, вдохнуть запах страниц, прочитать с замирающим в который раз сердцем: "Доколе же, Катилина, будешь ты злоупотреблять нашим терпением?" Долгое отточие в две тысячи лет. И в самом деле, доколе? Нельзя же быть таким занудой.

Ага! Остановите, вагоновожатый!

Вон и Серёга, в футболке с ацтекским календарём на всеобщее обозрение. Здравствуй, солнышко. Что же ты так улыбаешься, только меня завидев? Неужели же моё появление может составить причину чьей-либо радости? Это чудо. Дружище, я боюсь чудес. Но до сих пор ищу их.

Через десять минут мы сидим на стволе сломанной в девяносто восьмом ураганом берёзы, рядом – сгоревший бревенчатый дом (а ведь Шаболовка!), пиво, гитара, листки со стихами. Четвёртый Верхнемихайловский полого уходит вверх.