Коридор огней меж двух зеркал (Повесть вторая)   ::   Полунин Николай

- Он вспомнил Никласа Ротенберга и медленно, плавно, до омерзения аккуратно выкатил за ворота. - Не твое так не твое. Мое. Вот я себе и оставил. - Глянул в зеркало. - Пристегнитесь, пожалуйста.

К повороту на одиннадцатое муниципальное шоссе, с которого начинались пригороды, они примчались с опозданием в несколько минут, но их, как ни странно, еще не ждали. Питер вышел под дождь, еще, кажется, усилившийся. Лесополоса здесь была высажена кленами, капли колотили по широким остроугольным листьям.

...Ну давай, Пити, давай, подведи итоги. Подбей баланс. Что у тебя в активе? Лэгг. Андроид. Это хорошо, это серьезно. Еще? Лукас. Хоть он и случился в порядке, так сказать, импровизан, но это - тоже серьезно. Одним меньше из тех, кто учит детишек прежде всего делить мир на чужих и своих, а уж потом все остальное. Ты, Пити, старая шкура, и, может быть, оттого, что сам прожил всю свою жизнь по законам своих и чужих, теперь знаешь, что детишек тому учить нельзя. Так что Лукас оказывается, пожалуй, поважней Лэгга. Вот уж случай так случай, что их карточки оказались рядом, но ведь фирма на то и фирма, а Хранилище на то и Хранилище, чтобы там было все обо всех. Сухая информация, голые факты, качество гарантируется. А уж выводы мы сделаем сами, мы же на то и профессионалы. Ныне безработный, правда, но профессионал...

Он поднял голову и увидел Лину. Отчего-то она шла пешком по мокрой блестящей обочине, и машины, проносясь, обдавали ее водяной пудрой, и светлый плащ на ней со стороны, обращенной к шоссе, потемнел. До нее было довольно далеко, и пока она шла, Питер успел вспомнить и что он говорил ей на том ужине в кабачке при свечах, и какая она была, когда открывала стальные двери Хранилища, выпуская его, и какая сделалась, когда он сказал, что это не все, и придется еще подождать до окончательного исхода операции. Он все вспомнил.

Лина остановилась перед ним.

- Вот видите, - Питер не сделал даже попытки улыбнуться, знал, что так и так не получится, - я же говорил, что все будет хорошо. Стоило ли паниковать...

Лина обошла его, растворила дверцу, нагнулась.

- Лина, деточка, неужели вы всерьез могли подумать...

Лина уходила, ведя Ицу за руку, и девочка шла рядом, несколько семеня, и желтый комбинезончик и плащ одинаково намокали под дождем.

...Ну а пассив? Ица. Лина. Мальчишка из группы Лукаса. (Вот ведь, не поверите, но за четверо прошедших суток так я и не сумел выбраться навестить, но - жив, это узнавал.) Элла. Ну, это... это не считается, это другое, хотя...

Нет, вдруг понял он, все не так. Нельзя так считать. И потому нельзя, что просто нельзя, и потому, что если уж считать, то ой какой же отрицательный у него получается баланс.

...Я не знаю, как все-таки решилось с "родильным домом", с Лэггом, куда его увезли. Я не знаю, что с детьми из интерната. Я так и ни на шаг не продвинулся в том, что же на самом деле произошло с Перси. Я не знаю, что сделали с моей записью (теперь уж можно не сомневаться, что меня, оказывается, сперва записали, прежде чем выпустить) лихие ребята со студии. И зачем им это было нужно. А если не им, то кому.

Еще ничего не кончилось, подумал он. Слишком еще много вопросов, чтобы все вот так взяло сейчас и прекратилось. Питер согнал ладонью воду с лица. Голова была совершенно мокрая. Промок и плащ, и ботинки. Он посмотрел в ту сторону, куда ушли Лина с дочерью. Их не видно было уже за мглистым дождем, а возможно, их там ждали и увезли. Тот же Драгичевич. Марко или Йозо. Румын или югослав. Питер почувствовал, как к нему возвращается его обычное настроение. К чертям, еще ничего не кончилось! Он присел и с наслаждением повозил ладонями по холодной мокрой траве, - ему вдруг захотелось почувствовать ее живую упругость. Потом выпрямился и шагнул к распахнутой дверце. Еще ничему не конец, нет.

В эту секунду его машина взорвалась.