Корну   ::   Соколов Лев Александрович

Ничего этого у здешней охраны не было. В целях обеспечения секретности текучка кадров на объекте была минимальной. За шесть лет пока Корнелий находился здесь, он ни разу не дал охране повода для беспокойства.

Еще одной ошибкой организаторов режима было то, что охране никто не удосужился сообщить, кого они охраняют, и за что тот сидит. Что ж, с точки зрения сохранения секретности это было вполне оправдано. Но охрана видела, что ученые ведут себя с заключенным вполне по-приятельски. Среди непосвященного персонала о нем ходили самые разные слухи. Некоторые, вполне правдоподобные, умелыми намеками распустил он сам. Большинство в конце-концов сошлись на том, что он, не иначе, взломал какую ни-будь сверхсекретную правительственную базу данных, и теперь осужден на вечную отсидку.

Охрана стала останавливаться, перекинутся с ним парой-тройкой слов. Любое незамеченное и ненаказанное нарушение, которое упрощает жизнь людей, имеет обыкновение разрастаться. Да и вообще, оказалось, что сиделец веселый, умный мужик в разговоре с которым приятно скоротать пустую нескончаемую смену. Он и побалагурит, и о том какие в начальстве подобрались козлы выслушает с полным пониманием…

Через шесть лет, тот, кого называли Корнелием, с подавляющим числом персонала имел своеобразные приятельские отношения. Он не просто знал всех по именам, но зачастую и их жен, детей и всех ближних родственников. Он знал, кого пилит теща, у кого в доме давно не скрипело супружеское ложе, чей ребенок сдал экзамен, и кто выиграл счастливый лотерейный билет…

К нему относились с симпатией.

И сегодняшняя смена сполна за это расплатится.

Первым должен был стать прапорщик Милован.

— Что, Милован, уже сдаешься? — Спросил он у подошедшего охранника.

— Ага, — довольно подтвердил Милован. — Сейчас отчитаюсь — и отпуск. Два недели свободы.

— Завидую. — С улыбкой, но и с едва уловимой горечью ответил Корнелий. — Погуляй там и за меня.

— Обязательно… — чуть смущенно ответил Милован. Предвкушая заветный отдых, он испытывал некоторую неловкость перед заключенным, неизвестно за что запертым в четырех стенах.

— Сигареткой не угостишь? — Попросил Корнелий.

— Конечно. — Милован явно обрадовался уходу от неприятной темы. Он достал пачку и вытащил из нее пару ароматических сигарок. Подумал, прибавил к ним еще три, и положил их в шлюзовую камеру рядом с дверью. Теперь стоило нажать на кнопку, и сигаретки скатятся в камеру заключенного.

Но нажать на кнопку Милован не успел.

Тот, кого называли, Корнелием ударил левой рукой в бронированное окно и пробил стекло. Брызнули осколки. Хрустнула дробящаяся костяшка среднего пальца, выбитый мизинец сполз из разбитой суставной сумки. Но все это было несущественно. Искалеченная левая мертво вцепилась в форму оторопевшего Милована. Корнелий резко дернул руку обратно, и Милован с тяжелым шлепком впечатался лицом в стальную дверь. Тело охранника обмякло и начало валится с ног. Нагрузка на искалеченную руку, которой Корнелий держал тело, резко возросла, и он застонал от нарастающей взрывной боли. Но тело не отпустил, наоборот, подтянул его поближе к разбитому окну и, протиснув через него и правую руку, положил ладонь на лоб охранника.

Теперь ему было нужно несколько минут. Это был самый слабый момент в плане. Прямо напротив двери в камеру, на потолке висела камера. Стоит дежурному кинуть взгляд на соответствующий экран и, и все закончится не начавшись.

Впрочем, сегодня — это Корнелий знал, — дежурным оператором был Новачек. А Новачек не был образцом бдительности.

Готово! Тот, кого называли Корнелием отпустил Милована.