Лев в долине   ::   Питерс Эллис

Будете мне мешать - раздавлю, как насекомое! Ясно?

Я бы выразила эту мысль помягче и потому быстро проговорила:

- Подумайте хорошенько, Каленищефф! Скажите нам всю правду. Тогда мы могли бы вас спасти. Даже заговорив с нами, вы пошли на страшный риск. Шпионы вашего ужасного хозяина кишат повсюду. Если вас увидят, то...

Нельзя сказать, что я добилась больше успеха, чем Эмерсон. Каленищефф лишь сильнее побледнел.

- Вы правы... - пролепетал он и, не сказав больше ни слова, нетвердой походкой направился к дверям гостиницы.

- Ха! - довольно пророкотал Эмерсон. - Отлично сработано, Пибоди. Ты помогла мне от него избавиться.

- Совершенно того не желая. Мы не можем позволить мошеннику благополучно скрыться. Нельзя, чтобы он обманул молодую даму, очередную свою жертву!

Я хотела было встать, как вдруг Эмерсон схватил меня за руку. Когда я вырвалась из его тисков, перед гостиницей уже стоял тот самый экипаж с красавцами рысаками. Едва молодая дама вышла на террасу, Каленищефф поспешил усадить ее в экипаж. Зеваки, любовавшиеся ее торопливым отъездом, вынуждены были довольствоваться лишь видом изящного зашнурованного ботинка и мелькнувших нижних юбок. Каленищефф взлетел на облучок, отнял у кучера хлыст и с размаху стегнул лошадей. Уличные торговцы и праздный люд бросились врассыпную. Старик, продававший фрукты, замешкался и поплатился опрокинутой тележкой. Апельсины и лимоны запрыгали в уличной пыли.

Рамсес вскочил, но я покачала головой.

- Мама, я лишь хотел помочь! Гляди, его апельсины...

- Не сомневаюсь, что твои намерения благородны, мой милый Рамсес. Они делают тебе честь, но, увы, неизменно приводят к плачевному результату и для тебя, и для тех, кому ты рвешься помочь.

- Но, мама, шмотри, тот тип...

Я сдержала горький вздох. Рамсесу уже восемь, а он все еще не избавился от этой неприятной шепелявости. По-моему, он нарочно меня изводит. Я проследила за его взглядом. Рамсес во все глаза смотрел на оборванца, бросившегося на помощь старику, - высокого, хорошо сложенного субъекта в немыслимом халате и оранжевом тюрбане. Подобрав из грязи три апельсина, оборванец довольно умело пожонглировал ими, после чего уронил два к ногам старика, а третий - в складки своего запятнанного одеяния. Разглядеть его лицо я не успела.

- Следи за своей речью, Рамсес, - сказала я недовольно. - Сколько раз я тебе говорила, не шепелявь!

- Очень много раз, мама. Прости, что расстроил тебя. Но ты могла заметить, что мне свойственно забываться под влиянием сильных чувств или от неожиданности, как в...

- Хорошо, хорошо! Впредь будь внимательнее.

Тем временем торговец узнал Эмерсона, перегнувшегося через перила террасы, и запричитал с удвоенной силой:

- Господин Эмерсон! О, великий Отец Проклятий, взгляни, что они сделали со старым бедняком! Я разорен! Мои жены будут голодать, дети лишатся крова, дряхлая мать...

- Не говоря уж о еще более дряхлой бабушке! - подхватил Эмерсон ноющим голосом, словно постигал тонкости разговорного арабского в самых зловонных закоулках каирских базаров. Далее последовали эпитеты, вызвавшие у уличных слушателей взрыв хохота.

Эмерсон заулыбался. Для него лучшая награда - высокая оценка его вульгарных острот. Кто выступает ценителями, значения не имеет. Бросив в тележку торговца горсть мелочи, он сказал:

- Купи прабабушке новый наряд, дабы она побольше зарабатывала своей профессией.

По-моему, замечание было совершенно неуместным, но улица покатилась со смеху. Эмерсон довольно огляделся, словно актер, которому устроили овацию.