Крайняя мера   ::   Серова Марина

— Ну, что-то вроде того, что не следует приводить домой женщину и развлекаться с ней при живом хозяине, — пояснила я.

Корнелюк был потрясен:

— Как же так! Это недоразумение! Я немедленно должен с ней объясниться, — порывался он внести ясность в двусмысленную ситуацию.

— Бесполезно, — охладила я его пыл. — Сейчас вы ничего не сможете объяснить, только еще больше все запутаете. Давайте пройдем к вашему отцу.

Дима махнул рукой и показал мне на дверь, ведущую в комнату хозяина дома.

Раздвинув широкие тяжелые портьеры, Дима освободил мне путь. Я вошла, стараясь не шуметь. Широченная двуспальная кровать занимала собой едва ли не полкомнаты, на ней лежал Владимир Георгиевич Корнелюк. Несмотря на изнуряющий недуг, приковавший его к кровати, можно было представить, каким сильным и мощным был некогда этот человек.

Тем горше было видеть его теперешнее беспомощное состояние. И, похоже, надежд на улучшение действительно не было — Корнелюк-старший никак не среагировал на наше появление: его неподвижный взгляд был устремлен прямо перед собой — в лепной потолок, аккурат на пухлого амурчика, который целился стрелой в пастушку.

Бросив взгляд на легкомысленные барельефы по периметру потолка, я еще раз внимательно посмотрела на больного. Дышал он с трудом, подчас прорывались хрипы. Восковой профиль Корнелюка заострился, под глазами темнели широкие синяки, взгляд помутнел.

Когда Дима подошел к отцу и взял его за руку, дряблые мускулы даже не шевельнулись. Похоже, дни Владимира Георгиевича сочтены — впрочем, дней этих могло быть еще довольно много: в таком состоянии больные иногда находятся годами.

— Вот так мы и живем, — беспомощно проговорил Дима, обращаясь ко мне. — И так тяжело, а тут еще этот криминал, будь он неладен.

— Разберемся, — как заправский мент пообещала я. — Дайте только срок.

— Ну что ж, — Дмитрий погладил отца по руке и поднялся с кровати, — пойдемте. Ваша комната направо. Удобства — прямо по коридору.

Я кивнула и прошла в свои временные владения. Комната оказалась небольшой, но уютной. Кровать, тумбочка, кресло, маленький японский телевизор… А вот и напоминание о том, что это бывшая детская — стена возле кровати была увешана вымпелами со значками, которые маленький Дима собирал еще в школе и, судя по их количеству, изрядно преуспел в этом коллекционировании.

Дима дал мне полчаса на освоение обиталища — потом был обещан обед. Похоже, трапезы в этом доме были заведены совместные, так как Корнелюк назвал точную цифру — ровно в четыре.

Мне, честно говоря, не улыбалось сидеть за одним столом с сиделкой Ангелиной Павловной и то и дело ловить на себе ее возмущенные взгляды. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут, и я смирилась с этой перспективой. Впрочем, как показали дальнейшие события, у «доброго ангела» дома Корнелюков, как охарактеризовал мне Дима Ангелину Павловну, появился еще один повод для выражения своих эмоций. Но обо всем по порядку.

Я прихорашивалась перед зеркалом, когда расслышала мелодичный звонок. Я высунула голову из-за двери: так и есть, открывать шел Дима! Я немедленно выскочила из комнаты и нагнала его у самого порога. Перехватив руку юноши, которая уже легла на головку замка, я твердо заявила своему клиенту:

— Чтобы этого больше не было! Если я с вами работаю, то извольте вашу активность свести до минимума. Я понятно выражаюсь?

— Н-не очень, — проговорил оторопевший от моего напора Корнелюк. — Я ведь ничего такого не делал! Только хотел открыть дверь…

— Это и есть «такое», — заверила я его. — Пока я отвечаю за вашу безопасность, прошу меня слушаться. Иначе — я пас.

— Так что же, вы будете со мной и на занятия по музыке ходить? — ужаснулся Дима.

— Ага, — кивнула я.