Меч космонавта   ::   Тюрин Александр Владимирович

Посреди этой лепоты — царь, похожий на дивью статую из переливчатого хрусталя. Свет стекает с поясневшего неба, на котором, однако, нет солнц и заставляет играть новый город и воздух, его насыщающий, всеми цветами. Парят существа совершенного величавого вида: диски, сферы и многогранники. Они сливаются и разъединяются, перетекают друг в друга, нет на них ни греха, ни страха. А еще слышна чудная музыка хрусталя и серебра.

Страховид почуял дьявольский соблазн и восхотел проснуться, но ничего у него не вышло. Ему мнилось, что сам он расползается ветхими гнилыми нитками. И руки, и ноги, и голова. Он дернул за какую-то нить и от сего действа расплелся весь его нос, отчего образовалась нелепо зияющая дыра посреди лица. И единственное, что могло еще спасти от тлена и расползания, то было превращение в ледяной столп.

Толико с большой натугой и многими усилиями Страховид сподвигся вырваться из пут поганого сна. Первое, что распознали глаза, был блеск устремленной к нему стали. Страховид резко откатился в сторону, и там, где только что был его живот, вонзился в землю злой клинок. Чуть повернувшись набок княжеский воин подсек ногами то, что казалось пыхтящей грудой. Выхватя из сапога нож, он ткнул им в сторону шума и лишь по сопротивлению, передавшемуся руке, догадался, что попал в мясо. Потом, взявши клинок за зубчик, Страховид швырнул его в другую метнувшуюся тень. По донесшемуся матерному крику понял, что угомонил еще одного недоброжелателя.

Ум быстро соотнес события, и стало ясно Страховиду, что черные стражи внезапно кинулись резать княжеских воинов. Но ездовой баран уже поднимался на ноги и отряхивался, заодно лягнул в лоб подбегавшего стража, ажно сразил наповал, проломив кость. Страховид вскочил на спину Барона — и впервые огляделся. Несколько покойных тел, лежащих на холме, явно принадлежало княжьим воинам. Крепослов, тоже успевший запрыгнуть на своего барана, отбивался в низинке от наседавших “черных”. Страховид шенкелем кинул своего Барона в ту сторону, срубил первого попавшегося стража, выстрелом из пистоля сбил другого.

— Дуй, бля, за мной, тогда будешь жив-здоров,— крикнул он сотоварищу и оба устремились в брешь, образовавшуюся среди подрастерявшихся “черных”.



3. “Конец сильных и смелых”



Четкий прием. Симплекс.

Взгляд летел над лесотундрой и негде ему было приткнуться, не на чем было задержаться. Сумели княжеские воины оторваться в сумерках от черных стражей, но к утру устали без седел, и бараны выдохлись от бешеной скачки. К тому же все более чахлой и зыбкой становилась почва под ногами. Грязной свалявшейся сделалась шерсть и у взмыленного Барона. Закопошились в ней болотные пиявицы, некоторые из них добрались и до кожи Страховида.

Крепослов молвил ему, что видел князя Эзернета уже неживым. Черные стражи первым делом подобрались к полководцу и отсекли ясную головушку. Семь лет, с самого отрочества, Страховид жил умом и чувствами своего господина, который заменял ему отца, мать, а может даже сына — токмо к князю одному имел боевой холоп заботу. Сейчас разом были обрублены путеводные нити, и Страховид словно погрузился в зябкую томящую пустоту.

Потом он попробовал вынырнуть из мрака, утвердиться на том единственном, что у него оставалось — ненависти к погубителям князя. А ведь царь Макарий изшайтанился, сделался нечестивым губителем и рабом антихриста, подумалось Страховиду. Не зря в кабаках его кличут — Макарка Зеленая Нога. Извел он лучшего и преданного ему воина. Выходит, что и верным слугам Эзернета не сносить головы, не допустит злыдень царь Макарий, чтобы они поведали правду-истину об убиении светлого князя.

После злодейства, учиненного минувшей ночью, живыми осталось семеро псов-стражей, но княжеских ратоборцев на все про все токмо двое.