Мичман Изи   ::   Марриэт Фредерик

Не правда ли, душа моя?

- Это ваша всегдашняя манера, мистер Изи: вы говорите будто предоставляете решать мне, но мне никогда не приходится решать. Я уверена, что ребенок будет окрещен Джоном.

- Он будет окрещен, как вам заблагорассудится. Теперь я припоминаю, что несколько греческих императоров назывались Джонами; но решайте сами, душа моя.

- Нет, нет, - возразила мистрисс Изи, которая чувствовала себя нехорошо и не могла продолжать спор - я предоставляю это вам, мистер Изи. Я знаю, будет то, что всегда бывает - вы предоставляете мне решение, как дают золотую монету маленьким детям: будто бы в их полную собственность, но с тем, чтобы они не смели ее тратить. Пусть он зовется Джоном.

- Ну, вот, душа моя, не говорил ли я вам, что вы согласитесь со мною, если подумаете? Я знал, что вы согласитесь. Я предоставил вам решение, и вы говорите, что его нужно назвать Джоном: значит, мы одинакового мнения, и этот пункт можно считать улаженным.

- Я попробую заснуть, мистер Изи - я нехорошо себя чувствую.

- Как вам угодно, душа моя, - отвечал супруг, - вы можете во всем поступать по собственному усмотрению. Для меня величайшее удовольствие исполнять ваши желания. Я пройдусь по саду. Покойной ночи, душа моя.

Мистрисс Изи не отвечала, и философ вышел из комнаты. Как легко можно себе представить, на следующий день мальчик был окрещен Джоном.

ГЛАВА III

в которой нашему герою приходится дожидаться конца дебатов

Трудно придать интерес главе о детстве. Первое время развития у всех детей проходит одинаково. Мы не можем поэтому много сообщить о самых ранних днях Джека: он сосал грудь и отрыгал молоко, за что кормилица называла его голубчиком, а там опять сосал. По утрам он орал как петух, пищал, когда его мыли, таращил глаза на свечку и строил гримасы ветру. Шесть месяцев прошли в этих невинных развлечениях, а затем на него надели штанишки. Но я должен заметить, что мистрисс Изи не могла сама кормить младенца, так что пришлось заменить ее кормилицей.

Ординарный человек удовольствовался бы рекомендацией врача, который заботится об одном: чтобы для младенца был достаточный запас здоровой пищи. Но мистер Изи был философ, он занимался в последнее время краниологией и завел с доктором ученый разговор по поводу того, что его единственный сын будет получать питание из неизвестного источника.

- Кто знает, - заметил мистер Изи, - не всосет ли мой сын вместе с молоком худшие страсти человеческой природы.

- Я исследовал ее, - возразил доктор, - и могу смело рекомендовать.

- Это исследование было только предварительным, за которым должно последовать более важное, - отвечал мистер Изи. - Я сам исследую ее.

- Кого вы исследуете, мистер Изи? - воскликнула его жена, лежавшая в постели.

- Кормилицу, душа моя.

- Что вы исследуете, мистер Изи? - продолжала супруга.

- Ее голову, душа моя, - отвечал супруг. - Я должен определить, каковы ее наклонности.

- Я думаю, что вам лучше оставить ее в покое, мистер Изи. Она придет сегодня вечером, и я допрошу ее построже. Д-р Миддльтон, что вам известно об этой молодой особе?

- Мне известно, мадам, что она сильна и здорова, иначе бы я не выбрал ее.

- Но хороший ли у нее характер?

- Ну, о ее характере я ничего не могу сказать, мадам, но вы можете, если угодно, навести справки. Я должен заметить, однако, что если вы будете чересчур требовательны в этом отношении, то вам, пожалуй, трудновато будет найти желаемое.

- Ну, я посмотрю, - возразила мистрисс Изи.

- А я ощупаю, - подхватил ее супруг.

Это собеседование было прервано появлением той самой особы о которой шла речь. Горничная доложила о ее приходе, а затем ввела ее в гостиную. Это была красивая, цветущая, здоровая с виду девушка, неловкая и наивная в обращении и, по-видимому, не чересчур умная: в выражении ее лица голубиного было больше, чем змеиного.