Мышата   ::   Брэдбери Рэй Дуглас

– Вот так же точно он приходит платить, – сказала моя жена. – Стучит так тихо, что я даже едва слышу. Случайно взгляну в окно и вижу, что он, как часовой, стоит у двери. Бог знает, сколько времени он дожидается каждый раз.

Спустя два дня, чудесным июльским вечером, я работал в саду. Внезапно из дома вынырнул маленький мексиканец и сказал, оглядев меня с ног до головы:

– Вы сумасшедший!

Он повернулся к моей жене.

– И вы сумасшедшая!

Потом добавил, живо жестикулируя, но уже тише:

– Вы мне не нравитесь. Столько шума. Вы мне не нравитесь. Вы – сумасшедшие.

И вернулся в свою квартиру.

Август, сентябрь, октябрь, ноябрь. "Мышата", как мы теперь называли их между собой, тихо жили в своей темной норке. Однажды вместе с распиской моя жена отдала мексиканцу несколько старых журналов. Он принял их вежливо, с улыбкой и поклоном, но не сказал ни слова. Через час она увидела, как он засунул их в дворовый мусоросжигатель и поднес спичку.

На следующий день он внес плату вперед за три месяца, несомненно, только затем, чтобы видеть нас не чаще, чем раз в двенадцать недель. Когда мне случилось встретить его на улице, он быстро перешел на другую сторону, сделав вид, будто вдруг увидел там знакомого. Его жена пробегала мимо меня то рассеянно улыбаясь, то смущенно кивая. Мне ни разу не случилось оказаться к ней ближе, чем на двадцать ярдов. Когда у них в квартире сломался водопровод, они четыре дня не говорили нам об этом. Когда пришел водопроводчик, ему пришлось работать при свете карманного фонарика.

– Черт их побери, – сказал он мне потом. – Что за дыра – ни в одном патроне нет лампочки. Когда я спросил, где у них лампочки, они только улыбнулись.

Ночью я лежал, размышляя о "мышатах". Откуда они взялись? Ну да, из Мексики. А откуда из Мексики? С фермы, из маленькой деревушки на берегу реки? Конечно, не из города, даже не из поселка. Но ведь в любом месте есть звезды, есть смена дня и ночи, восход и заход луны и солнца там, где они провели лучшую часть своей жизни. А теперь они здесь, далеко-далеко от дома, в невозможном большом городе; он весь день потеет в аду кочегарки, она горбит спину и дергает нервы в швейной мастерской. Домой они идут через весь город пешком, избегая садиться в гремящие трамваи и автобусы, которые на каждом перекрестке кричат, словно красные попугаи. Сквозь миллион криков добираются они до своей гостиной, до своей синей лампочки, до своих удобных кресел, своей тишины. Я долго думал об этом. Потом мне почудилось, что стоит протянуть руку в темноту собственной спальни, и я нащупаю саманный кирпич, услышу сверчка и бег реки под луной и чью-то негромкую песню под тихий перебор гитары.

В один из декабрьских вечеров загорелся соседний дом. Пламя рвалось к небу, лавиной рушились кирпичи, искры летели на крышу, под которой жил наш маленький мышонок.

Я постучал в его дверь.

– Пожар! – закричал я. – Пожар!

Они неподвижно сидели под своей синей лампой.

Я забарабанил сильнее.

– Вы слышитесь Пожар!

Приехали пожарные машины. На дом обрушились потоки воды. Веером взлетели кирпичи и в четырех местах пробили крышу нашего дома. Я поднялся наверх, погасил затеплившийся было огонь и спустился на землю с перепачканным лицом и исцарапанными руками. Дверь в комнаты мексиканца была открыта. Они с женой стояли в прихожей, оба – каменно-неподвижные.

– Впустите меня! – крикнул я. – У вас в крыше дыра, к вам в спальню могут залететь искры.

И ринулся в дверь, оттолкнув их обоих.

– Нет! – буркнул маленький человек.

– Ах!.. – и маленькая женщина заметалась кругами, будто сломанная игрушка.

Я уже был внутри с карманным фонариком в руке. Человек вцепился в мой рукав. Я ощутил его дыхание.