Кровник - Джихад по-русски   ::   Пучков Лев

- Беслан Сатуев, - индифферентно пояснил салага. - Это его жена. Сатуев у них - большой человек, полевой...

- Не надо мне про Сатуева - сам в курсе, - поморщился Антон. - Много бы отдал, чтобы он сейчас на месте своей супружницы оказался. А то они все горазды за юбкой...

- Эн-ша! Эн-ша! - проревел подковылявший к "таблетке" метров на пятьдесят "притертый". Судя по тону, зацепило его весьма чувствительно, но недостаточно сильно, чтобы окончательно "выключить" - состояние, вполне пригодное для полноценного припадка бешенства, чреватого самой гнусной поножовщиной и прочими надругательствами.

- Где он?! Где этот пидар?! Только не говори, что ты его совсем завалил! Я его на куски буду рвать!!!

- Вообще-то он не пидар, - пробормотал Антон, отступая на шаг и направляя ствол карабина в голову раненой. - И не совсем "он"... Все, крольчиха, дальше тянуть нет смысла. Через полторы минуты твой приятель как раз доковыляет, тогда мне уже трудно будет оправдать свой поступок. Если хочешь помолиться - давай, только очень быстро. Тридцать секунд...

Раненая вдруг ворохнулась всем телом, широко раздвинула колени и, уперев ступни ног в грань дверного проема, принялась тужиться, страшно хрипя и пуская розовые пузыри.

- Господи, боже ты мой! - невольно прошептал Антон, опуская карабин и отступая еще на шаг назад. - Да что же это такое творится...

- Рожает? - с каким-то нездоровым спокойствием спросил салага.

- Пытается, - Антон пожал плечами. - Тужится, напряглась, как деревянная ее сейчас бульдозером из кабины не выкорчевать. Как помешать - хрен его знает. Разве что пристрелить...

- Надо было сразу стрелять, - осуждающе пробурчал салага. - Щас уже не сможешь. Опоздал.

- Откуда тебе знать, сопля? - машинально огрызнулся Антон. - Чего это - не смогу?

- Да уж знаю... Я в плену у одной роды принимал, - вяло поделился салага. - Не сам - с дедом одним. Совсем молодая, симпотная - белобрысая. Ее чечены до последнего харили - живот вроде небольшой был. Каждый день забирали засаживали в несколько смычков. А она у них как раз семь месяцев сидела где-то в рейде с машины сняли. Ну, раз - рожать вдруг примастырилась под утро, все спали. Крики, туда-сюда, короче. Тужится, орет, мы с дедом в ахуе. Чечены заскочили, гыр-гыр промеж себя: давай, мол, валить ее - на хера такая свадьба, типа... А у нее как раз ребенок полез. Ну, мы с дедом бросились помогать, чечены стволы опустили, постояли, потоптались, плюнули и ушли. Рука не поднялась, короче. А отморозки были еще те - я те отвечаю.

- А-а-а-а... - низко, по-звериному, завыла чеченка, хрипя и булькая кровавыми пузырями.

- Началось, - авторитетно сообщил из-за перегородки салага. - Ну, попробуй, пристрели - если можешь...

Антон, неотрывно глядя на вздувшийся живот роженицы, потерянно качал головой. Чего он только не повидал за свою военную карьеру! Но такого... Нет, так не бывает. Не положено так. На войне убивают, ранят, калечат, насилуют, пытают, издеваются, расчленяют заживо... Но рожать? Нонсенс! Война - не то место, не то время, чтобы рожать, это враждебное животворящему началу пространственно-временное образование, по определению предназначенное для уничтожения всего живого.

"...Какой рожать?! Кого рожать?!" - вот так воскликнул Антон, реагируя на заявление чеченки о ее желании освободиться от бремени. И был совершенно прав в своем первоначальном порыве. Нельзя рожать на войне. Нельзя рожать тяжело раненной снайперше, которую в самом скором будущем ожидает мучительная смерть. А особенным абсурдом выглядит это ее желание подарить миру новую жизнь после того, что она несколько минут назад тут вытворяла...

Антон вдруг вспомнил, какой фестиваль он закатил в райцентре, когда его Татьяна рожала. Три дня дежурил у больницы, не спал ночами.