Над пропастью во ржи   ::   Гетманский Игорь

Экспертиза остатков в бутылке показала, что это была не отрава, нормальный напиток. Вот, собственно, и все.

Я замолчал. Петрович долго сидел, уперев тяжелый взгляд в пол. Потом хрипло спросил:

- И что ты хочешь от меня?

Я снова подался к нему через стол:

- На этой бабе, Анатолий Петрович, три трупа. Два из них - работники нашего отделения. Мне кто угодно может говорить, что она не убийца - хоть прокурор, хоть сам Господь Бог - я этому не поверю. Режь меня - не поверю, хотя и доказать ничего не могу, и объяснений у меня никаких нет. Я хочу, чтобы это доказал ты. А если я все-таки ошибаюсь, если нет там ни злого умысла, ни состава преступления, я хочу, чтобы ты доказал э т о, и чтобы душа моя успокоилась. Подпускать к ней я никого больше не могу. Боюсь. Здесь нужен профессионал. Матерый. Такого я знаю. Это ты, Петрович.

Я хлопнул по столу рукой и вопросительно уставился на подполковника милиции в отставке Новикова. Он непонятно оскалился и потер волосатой дланью свой покатый красный лоб:

- Значит, ты хочешь, чтобы я был следующим...

- Типун тебе на язык, Петрович! - вскричал я. - Если у тебя такие мысли, то лучше и не браться тебе за это дело! Давай тогда пять и проваливай отсюда!

Но Петрович уже не слушал меня. Глаза его, как когда-то давно, загорелись желтым волчьим азартным огнем.

- Хорошо, Николаич, хорошо... Отлично! Ты мне больше ничего не говори, и советов никаких не давай, все, что мне надо, я услышал... Ваня, а?.. Афоня! Да и мужика этого, механизатора, тоже жалко, ни за что пропал мужик... Я знаешь чего сделаю, Николаич? - Петрович встал и навис над моим столом своей мощной фигурой. - Я до всего докопаюсь, гадом буду, докопаюсь. А когда пойму, в чем дело, я эту бабу, если она до мужиков такая охочая, обязательно вы..у! И в живых после этого останусь! Это - дело мужской чести!

- Ты докопайся сначала, - резонно ответил я. - Может, после этого ты от нее на своей пасеке спрячешься, а то и на баб вообще глядеть отучишься. Не горячись. - Я встал из-за стола и, завершая разговор, протянул Петровичу руку. - Ну, когда тебя ждать с известиями?

Петрович притушил в глазах волчьий огонь, стиснул мне руку и сказал:

- Начну завтра же, поеду на своей колымаге в Таежный-3 медок продавать... Ну, а уж когда - как Бог на душу положит, сам знаешь наши дела... Но не задержу. Жди.

Дверь за моим гостем захлопнулась, а я устало опустился в кресло и вдруг почувствовал, что стало мне как-то очень нехорошо от нашей беседы. И тогда я сильно засомневался в том, что поступил правильно, втянув Петровича во внеплановую, в общем-то, никому не нужную, и такую опасную работу.

* * *

Старый опер слов на ветер не бросал. Через неделю он сидел у меня с первым докладом о проведенной оперативной работе.

- Знаешь, Николаич, - говорил Петрович, протягивая мне письменный, составленный по всем правилам, отчет, - странно тут все.

- В каком смысле?

- Ну, в таком, что все, что связано с этой Смердиной, с м е р д и т... Он встретил мой недоумевающий взгляд и сказал: - Сейчас поясню, подожди. Значит, заехал я в поселок, с бидончиками медовыми по домам походил, два вечерка у пристани поторговал на ихнем базарчике местном, с бабульками поговорил - все, как полагается. Так вот: как разговор о Смердиной зайдет, всякий-каждый губы поджимает. Слава о ней по поселку плохая идет. И доказать злого умысла никто не может. Вроде, и ласковая она со всеми, и хозяйка хорошая, и на разговор добрая - и в то же время боятся с ней связываться.

Факт первый. Самогон у нее никто не берет: сказывают, что от ее самогона два мужика в поселке концы отдали. Точно свидетельствовать об этом, конечно, никто не может: кто знает, какой самогон те мужики пили. Но почему-то все уверены, что Смердина виновата.

Факт второй. Молоко из-под Смердинской коровы никто не покупает. Дети от этого молока животом маются.