Крысы-могильщики   ::   Стокер Брем

Наконец, я повернулся, чтобы идти назад, но увидел впереди себя множество тропок, бегущих между совершенно одинаковыми курганами мусора. Я долго думал, по какой из тропок идти, но никак не мог выбрать правильный путь. Я стоял посреди этой необъятной свалки, в смущении оглядываясь по сторонам и гадая, куда двинуться. Хорошо бы, конечно, было встретить кого-нибудь, кто бы подсказал дорогу. Но я больше никого не видел. В конце концов я решился продолжать путь вперед, вдоль высоких холмов отбросов, пока не найду кого-нибудь. Кроме ветеранов... Через две сотни ярдов мне, кажется, удалось отыскать кое-что. Это была одиноко стоявшая хибара, наподобие тех, что я уже видел здесь, но с тем, однако же, различием, что в строении этом - крыша да три стены вместо четырех - жить было ни при каких условиях невозможно, и исходя из того, что я находился на свалке, я решил, что это место для сортировки мусора. В этой хибаре я и увидел древнюю старуху. "Вот кто мне укажет дорогу!" радостно подумал я. Старуха сидела на каком-то тюфяке неопределенных очертаний, но при моем приближении поднялась. Я спросил ее о дороге. Она сразу же затеяла разговор, и мне пришло в голову, что здесь, в самом центре царства мусора, была сосредоточена вся история парижских тряпичников и мусорщиков. Шепелявившая старуха, выглядевшая самым старым жителем этого "города", своим бормотанием подтверждала мои догадки. Я стал расспрашивать ее о молодости, и она поведала мне интереснейшие вещи из жизни Парижа полувековой давности. Например, о том, как во времена революции она каждый день проводила у гильотины, на которой совершались казни, и вообще была активной участницей самых изощренных зверств, имевших место в то смутное время. Я слушал ее с большим интересом, и вдруг она спросила: - Мсье, верно, устали стоять? - С этими словами она пододвинула ко мне низкую расшатанную табуретку, чтобы я мог присесть. Я не хотел этого делать по многим причинам, но старуха казалась такой вежливой, что я не посмел оскорбить ее отказом. Я сел и продолжал слушать рассказы человека, который присутствовал при взятии Бастилии. Пока мы разговаривали, из хибары показался старик. Он был еще больше покрыт морщинами и, казалось, еще больше согбен годами, чем старуха. - Это Пьер, - сказала она. - Если мсье угодно, он может послушать еще много удивительных историй, так как Пьер был свидетелем всего, начиная со взятия Бастилии и заканчивая Ватерлоо. По моей просьбе старик взял другой табурет и мы углубились в перипетии революционной Франции начала века. Пожилой джентльмен был одет, словно пугало на огороде, и мало чем отличался от ветеранов, которых я видел в шкафу. Я сидел в середине единственной комнатки этой хибары. Хозяйка была от меня слева, а хозяин справа. Помещение, не имеющее фасадной стены, было завалено всевозможной рухлядью и тряпьем. Некоторые вещи неприятно поразили меня, и я искренне желал бы, чтобы их здесь не было. В одном из углов лежала куча тряпья, которая, казалось, шевелилась из-за переполнявших ее блох и клопов. В другом углу высилась горка костей, от которой шел нестерпимо гадкий запах. То и дело бросая взгляды на эти "достопримечательности", я с отвращением замечал огоньки крысиных глаз. Серые твари кишели во всех темных углах. Все это было неприятно, отвратительно, но и только. А вот к стене, что была справа от меня, был прислонен огромный мясницкий топор с железной ручкой и следами крови на лезвии. Его вид заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Я сказал себе, что все эти вещи не имеют ко мне ни малейшего отношения и я не должен обращать на них внимания. Кажется, вскоре мне это удалось, так как рассказы обоих стариков были настолько увлекательными, что я все никак не мог попрощаться с ними и двинуться в обратный путь.