Крысы-могильщики   ::   Стокер Брем

Наступил вечер, и горы мусора и отходов стали отбрасывать повсюду огромные и зловещие тени. Неожиданно для себя я обнаружил, что мне что-то не по себе. Не могу сказать, чем это было вызвано конкретно, но чувство тревоги и неудовлетворенности с каждой минутой становилось все ощутимей. Неудовлетворенность - это инстинкт и, как всякий инстинкт, означает предупреждение. Психика - часовой ума, и когда она встревожена, ум начинает лихорадочно действовать. Хотя и не всегда осознанно. Так было и со мной. Я вспомнил, где нахожусь и кем окружен. Я задумался над тем, как вести себя, если вдруг будет предпринята попытка нападения. Я вдруг ясно осознал - хотя для этого были весьма смутные основания, - что я в опасности. Осторожный внутренний голос подсказывал: "Не делай резких движений и не показывай ни о чем вида". Я не делал резких движений и старался не показывать ни о чем вида, так как знал, что старики не спускают с меня хитрых глаз. "И только ли старики?" - подумалось мне. Господи, какая страшная мысль! Откуда мне знать, что за этими тремя стенами не прячутся десятки негодяев?! Может быть, я нахожусь в самом логове банды таких головорезов, каких могла произвести на свет и взрастить только революция?! Вместе с чувством опасности резко обострилась работа мозга. Я стал гораздо более чувствителен и наблюдателен, чем обычно. В частности, я отметил про себя, что старуха не отрывает глаз от моих рук. Мне даже не потребовалось самому опустить на них взгляд, ясно и без того - мои кольца. На мизинце левой руки у меня была большая печатка, на правой руке - красивый алмаз. Я понял, что самое разумное сейчас - если подозрения мои имеют под собой реальную почву - отвести возможную угрозу, самому сделать первый ход и тем разрядить обстановку. Я завел разговор о профессии старьевщика, о канализационных трубах и о том, какие красивые и удивительные вещицы там иногда находят. Все это я делал для того, чтобы незаметно подойти к теме драгоценностей. Улучив благоприятный момент, я спросил у старухи, знает ли она что-нибудь о находках дорогих камней в самых неожиданных местах. Она ответила, что немного знает. Тогда я протянул к ней свою правую руку и, указывая на алмаз, попросил сказать, что она о нем думает. Она ответила, что глаза у нее с возрастом стали совсем слабые, и оттолкнула мою руку. Тогда я предложил ей самым безразличным тоном, на который был только способен: - Пардон! Вот! Так вам, вероятно, лучше будет рассмотреть его. - С этими словами я снял кольцо с пальца и подал ей. Страшный мимолетный румянец появился на иссушенном старческом лице, едва она взяла в руки кольцо. При этом она бросила на меня быстрый взгляд, сверкающий и острый, как молния. На минуту она поднесла кольцо к самому своему лицу, делая вид, что изучает его. Старик стоял на том месте, где должна была бы быть четвертая стена лачуги. Он шарил у себя в карманах, пока наконец не извлек оттуда грубой работы трубку. И сразу же стал набивать ее табаком, который также выуживал щепотками из кармана. Я получил небольшую передышку, так как старуха все что-то выглядывала в моем камне, а старик был занят трубкой. Они наконец-то не смотрели на меня своими злыми глазами, и я осторожно стал оглядываться вокруг. Солнце уже зашло, и в сумерках все казалось мрачным и зловещим. Во всех углах все так же темными тенями застыли груды вонючих отходов, к одной из стен был прислонен все тот же ужасный окровавленный топор, и всюду крысы, крысы!.. Их горящие глазки не давали покоя. Я видел их даже через широкие трещины между гнилыми досками, которые служили здесь полом. Казалось даже, что твари, взиравшие на меня своими красноватыми глазками из-под пола, были крупнее своих сородичей, сновавших меж куч костей и тряпья в самой лачуге! На миг сердце мое остановилось, стало совсем жутко.