Неведомый мир   ::   Рони-старший Жозеф Анри

Зачем мне знать то, чего не ведают другие, если мои знания умрут вместе со мной? Тайна существования двух живых миров больше не опьяняла меня, не наполняла мою душу энтузиазмом, ведь я не мог ни с кем ею поделиться… Скорее наоборот, напрасные, бесплодные, нелепые мысли еще больше усугубляли мое одиночество… Я совсем отдалился от людей. Сколько раз мечтал я о том, как опишу все то, что знаю, пусть даже ценой неимоверных усилий. Но с тех пор, как я бросил школу, я не прикасался к перу и теперь едва ли мог написать, напрягаясь изо всех сил, двадцать шесть букв алфавита. Наверное, если бы я хоть на что-то надеялся, я бы старался, как мог! Но кто примет всерьез мои жалкие измышления и не сочтет меня безумцем? Где тот мудрец, что согласится выслушать меня без иронии и предубеждения? Стоит ли в противном случае подвергать себя мукам? Ведь для меня изложить на бумаге свои мысли — все равно, что высечь их на мраморной плите с помощью огромного молотка и резца…

Итак, я не мог решиться записать то, что знал, однако страстно надеялся встретить кого-то, кто изменит мою судьбу. Мне казалось, что такой человек существует где-то на свете — незаурядный, светлый, пытливый ум, способный изучить мой феномен, понять меня, извлечь мою великую тайну и поведать о ней людям. Но где он, этот человек? Могу ли я надеяться, что когда-нибудь встречу его?

И я погрузился в глубокую меланхолию, желая только, чтобы меня оставили в покое, или мечтая о смерти. Всю долгую осень меня терзали мысли о несовершенстве устройства мира. Я впал в какое-то оцепенение, и когда приходил в себя, то горько плакал и кричал от отчаяния.

Я до того исхудал, что стал похож на призрак. Издали завидя мою долговязую фигуру, от которой падала длинная тень, жители деревни насмешливо кричали:

— Вон святой дух идет!

Я качался на ветру, как былинка, был невесом, как солнечный луч, но при этом — огромного роста.

Постепенно в моей голове созрел план. Раз уж я обречен на тягостное существование, на безрадостную и сумрачную череду дней, к чему прозябать в бездействии? Нужно удостовериться в том, что на свете действительно нет ни единой души, способной понять меня. Я решил оставить свой суровый край и отправиться в город на поиски ученых — естествоиспытателей и философов. Прежде, чем обнародовать свои познания о другом мире, я сам мог послужить интересным объектом для исследований. Разве моя внешность, зрение, быстрота движений не заслуживали сами по себе пристального внимания ученых?

Чем больше я об этом думал, тем больше крепли мои надежды и возрастала решимость. Наконец я сообщил родителям о своих намерениях. Они не слишком хорошо поняли, о чем идет речь, но в конце концов уступили моим настойчивым просьбам. Мне было разрешено поехать в Амстердам с условием, что я вернусь обратно, если моя судьба сложится неудачно. И вот как-то утром я отправился в путь.

От Звартендама до Амстердама около ста километров. Я легко преодолел расстояние за два часа. Путешествие прошло без приключений, если не считать того, что в городках и поселках, через которые я пробегал, редкие прохожие буквально застывали на месте, изумленные скоростью моего бега. Чтобы не заблудиться, я несколько раз спрашивал дорогу у неторопливо бредущих стариков и, благодаря превосходно развитому чувству ориентации, оказался в Амстердаме около девяти часов утра.

Я решительно вошел в большой город и медленно побрел вдоль прекрасных каналов, смешавшись с толпой деловитых прохожих. Я не привлекал к себе особого внимания,, как опасался, а лишь изредка вызывал усмешки юных гуляк. Но все же остановиться я еще боялся и обошел почти весь город, пока не осмелился войти в кабачок на набережной Теерен Грахт. Место было спокойное. Дивный канал нес свои воды между рядами деревьев, и я заметил, что среди снующих по берегам модигенов появились новые разновидности. Слегка поколебавшись, я переступил порог кабачка и, как мог медленно, обратился к хозяину с просьбой указать мне больницу…

В его взгляде я прочел подозрение и любопытство.