Отдохновение миссис Мэшем   ::   Уайт Теренс Хэнбери

Затем, зажав лупу в зубах, в которых пираты, – когда не пьянствуют, – держат абордажные сабли, Мария поползла назад к двери (дорогою сронив в одну из туфель канцелярскую кнопку, которые она держала для подобных оказий) и благополучно выбралась в коридор.

После чего поспешила к себе.

В голой комнате, обставленной исключительно и только чугунной мебелью, она вынула из кармана бесценный мешочек и, присев на кровать, развязала его. Маленькая женщина лежала, как задыхающаяся лягушка, по-прежнему прижимая к груди младенца, и Мария с помощью лупы, не торопясь, рассмотрела обоих.

Одежда на женщине была бедная. Простенькое облачение, связанное из шелковистой шерсти и препоясанное, будто монашеская ряса. Кое-где из платья торчали нитки, оно казалось поношенным, но прочным. Лицо у женщины было румяное и здоровое. Младенец, как и подозревала Мария, оказался голубоглазым.

Закончив осмотр, Мария засунула обоих пленников в ящик туалетного столика, связала узлом свои замызганные одежды и на цыпочках отправилась пить чай.



Глава IV

Однако, пробудившись назавтра, владетельница Мальплаке счастья уже не испытывала. Земляника и сливки, оставленные ею на блюдце в ящике, оказались нетронутыми, а от своей пленницы Марии ничего, кроме злобных взглядов, добиться не удалось. О том, чтобы играть с ней, не могли быть и речи.

– Стряпа, – спросила она за завтраком, – как по твоему, пройдет сегодня мигрень у мисс Браун?

– Нет, мисс Мария, – ответила Стряпуха.

– Она мне оставила математические задачки, чтобы я их до обеда решила, – кажется, по алгебре.

Мария с безучастным видом поболтала в чашке ложкой и искоса глянула на Стряпуху.

– Надо бы мне повидаться с Профессором.

– Ну так беги, любушка, повидайся. Если Кое-кто вылезет из постели, я уж ей и вдоль и поперек распишу, до чего ты занята со своей аблегадаброй, пусть только спросит.

– Стряпа… – начала Мария.

– Да, любушка. Про акул ты мне уже говорила.

Профессор, бедный как церковная мышь, одиноко жил на Верховой дороге в домике, некогда принадлежавшем лесничему.

От руин дворца по всем направлениям расходились великолепные аллеи, на которые в былую пору с помпой выезжали герцоги, если у них возникало желание проветриться, или если во дворец заглядывали, чтобы провести уик-энд, граф Парижский с королевой Викторией. С течением времени эти аллеи преобразовались в дороги для верховых прогулок – в ту пору считалось, что здесь лучшиая в Европе фазанья охота, и сюда нередко заглядывал король Эдуард. Когда на каретах ездить перестали совсем, дороги обратились в длинные и узкие лесные прогалины, и стряпчие, ведающие делами поместья, сдавали их фермерам под пастбища.

Вот на одной такой «дороге» и жил Профессор.

Профессор был неудачником, хоть он и прилагал немалые старания, пытаясь скрыть это обстоятельство. Одна из постигших его неудач состояла в том, что он почти не умел писать, – то есть умел, но почерком двенадцатого столетия да еще и на скорописной латыни. Другая – в том, что хотя домик Профессора переполняли книги, еды у него частенько попросту не было. Последние котировки акций «Импириал кемикалз» были для него тайной за семью печатями – в той же мере, что и для Марии.

В дневное время Профессор обыкновенно рубил хворост и перебивался хлебом с маслом. По вечерам разжигал то, что успел нарубить, садился у огня и, осушив стакан вина, обдумывал комментарии к Исидору, Физиологу, Плинию и им подобным. Основными горячительными напитками были у него вино из первоцвета, вино из одуванчиков, вино из бузины и иногда крыжовенное, – все эти вина он изготавливал сам.