Отражение Улле   ::   Марков Александр Владимирович

Долго молчали.

– Что теперь делать будем? – спросил Орми. – Обратно к ядозубам нельзя. Энки ответил не сразу.

– Жить как-то надо. Найдем место подальше от людей, построим жилье. Ты объясни, как вышло, что нас распознали?

Орми рассказал:

– Узнал я одну тайну. Мне ее отец перед смертью открыл. Нашего повелителя Имиром звать, а живет он по ту сторону неба. Как бы нам туда перебраться?

Энки задумался и, помолчав, сказал:

– Я видел, небо порой ложится на горы. Бывает, спустится совсем низко. Может, горы тогда его протыкают? Давай поднимемся на кряж, выберем высокую гору и залезем на вершину.

– Ловко придумал! Пойдем. Только бы Имира увидеть. Тогда и шкуру разгадаем, и, может быть, узнаем, что мы должны делать на земле.



Глава 2

ИМИР НАД НЕБОМ

Три дня поднимались на кряж. Холодно там было, даром что лето. Но и небо вроде ближе стало. На четвертый день увидели снежные горы. Вершины упирались в небо. Отсюда было видно всю страну Мару: голые скалы, глубокие ущелья, а позади, внизу, широкой полосой у подножия гор протянулся лес, земля людоедов. С юга подступали к лесу Мертвые земли.

– До неба путь неблизкий, – сказал Энки. – Там, наверху, добычи не будет. Надо едой запастись.

Ядозуб без оружия шагу не ступит; были у братьев с собой и луки, и ножи, и копья. Много дней они лазали по ущельям, сидели в засадах – все не было крупной добычи. Пришлось спуститься обратно к болоту. Однажды остановились на ночлег в зарослях вереска. Земля там в одном месте была вскопана, кругом валялись камни и выдернутый багульник.

– Странное дело, – сказал Энки. – Кто здесь копал? Багульник пахучий, будь он неладен, все запахи отбил, ничего не разберешь.

– Может, медведь искал съедобные корешки?

Развели огонь, испекли щуку, что Энки днем поймал в озерке. Стемнело. Костер освещал ближние деревья и подножие скалы. Вдруг земля, где вскопано было, зашевелилась, поднялась бугром, и между комьев что-то забелело. А потом из-под земли вылезла голова. На голом черепе – лохмотья бурой, сухой кожи. Зубы мелкие, острые, торчат вперед. Хуже всего – глаза. Мутные, студенистые. Полужидкая гниль. Казалось, вот-вот выльются из глазниц. Энки вскочил.

– Ну, брат, теперь я свое обещание выполню, – и с копьем бросился на упыря. Было до него всего шагов двадцать, а не успел добежать. Упырь выпростал из-под земли обе руки, уперся и выполз весь, как червь из норы – скользкий, жирный. Увернулся от копья и хвать зубами за древко – только щепки полетели. В руках у Энки осталась одна короткая палка. Упырь прыгнул, повалил Энки и впился в горло.

Орми тоже не зевал. Выхватил из костра головню и ткнул со всей силы упырю в бок. Зашипело, завоняло, повалил едкий дым. Упырь выпустил добычу, пискляво взвыл и кинулся наутек. Из прожженного бока вывалилась какая-то дрянь, зацепилась за кусты. Орми догнал его, замахнулся головней – тут упырь нагнулся и стал землю рыть. Мох, корни и песок с камнями полетели Орми в лицо. Он замешкался на миг, а когда протер глаза, упыря уже и след простыл. Только рыхлая земля еще чуть вздрагивала.

– Быстро, гад, закапывается!

Орми повернулся к брату. Тот сидел на камне, держась за горло, а из-под пальцев сочилась кровь.

– Гляди-ка, отбились от упыря. Теперь будем знать, чего они боятся. Огнем их жечь надо, тварей смрадных!

Энки поднял глаза и сказал хрипло:

– Ты, брат, ничего странного не заметил?

– Нет, а что?

– А то, что у него на шее было ожерелье из гадючьих зубов. Слепой ты, дурень. Он же из наших – ядозуб. Значит, верно говорят, что людоеды после смерти в упырей превращаются. Может, и мы скоро такими станем.

Рана у Энки зажила быстро. На другой день братья свалили лося. Сплели короба, набили мясом, повесили на спины и полезли снова в горы.