Маленький портной и шляпник   ::   Сименон Жорж

- Прошу прощения, мать-настоятельница...

Он путался в словах. Еще никогда он не чувствовал себя до такой степени неловко.

- Я хотел бы знать имена тех, кто воспитывался здесь и кому сейчас шестьдесят три года... Или шестьдесят четыре... Или...

- Мне - шестьдесят пять...

У нее было словно из розового воска лицо, светло-голубые глаза. Не переставая наблюдать за ним, она перебирала тяжелые четки, висящие у нее на поясе.

- Вы могли умереть, мать-настоятельница...

Не с того он начал. Его охватило волнение. Его охватило волнение главным образом оттого, что постепенно возникала уверенность: он получит двадцать тысяч франков.

- Мадемуазель Моллар воспитывалась здесь, не так ли?

- Это была одна из лучших воспитанниц...

- А мадам Кюжа...

- Ее девичья фамилия - Дежарден...

- Скажите... Если все они учились в одном классе...

- Мы все из одного класса... Вот почему в последние дни...

Но у него не было времени слушать.

- Если бы я мог получить список воспитанниц, которые в ту пору...

- Вы из полиции?

- Нет, мадам... То есть, мать-настоятельница... Но это все равно... Представьте себе, я знаю!

- Вы знаете - что?

- То есть я думаю, что скоро узнаю... Случается ли вам выходить?

- Каждый понедельник я хожу в епископство...

- В котором часу?

- В четыре...

- Не согласились бы вы составить для меня список.

Кто знает? Возможно, она принимает его за убийцу? Но нет! Она сохраняла спокойствие и даже безмятежность.

- Осталось не так уж много воспитанниц того выпуска... Кто-то, увы, умер... Некоторые совсем недавно...

- Я знаю, мать-настоятельница...

- Кроме Армандины и меня...

- Кто это - Армандина, мать-настоятельница?

- Армандина д'Отбуа... Вы, должно быть, слышали о ней... Некоторые уехали из нашего города, и мы потеряли их из вида... Погодите-ка!.. Минуточку...

Может быть, в конце концов, и монахиням хочется иногда отвлечься.

Очень скоро она вернулась с пожелтевшей фотографией в руках, на которой были запечатлены стоящие в два ряда юные девушки в одинаковых платьях, с медалями на одинаковых лентах.

Здесь были толстые и худые, хорошенькие и дурнушки, была одна огромная, похожая на грубую куклу. Настоятельница застенчиво произнесла:

- Вот эта - это я...

Затем указала пальцем на тщедушную девушку

- А это мадам Лаббе, жена шляпника.. Та, которая слегка косит, это...

Шляпник был прав. Из пока еще живых, из тех, кто по-прежнему жил в городе, оставалось, не считая его собственной жены, всего двое: настоятельница Урсула и мадам д'Отбуа.

- Мадам Лаббе очень больна... Надо будет навестить ее в субботу, как и каждый год, потому что в будущую субботу день ее рождения, и мы, мои подруги по пансиону, по традиции...

- Благодарю вас, мать-настоятельница...

Он нашел разгадку! Он заработал свои двадцать тысяч франков! Во всяком случае, он их получит! Все жертвы шляпника были запечатлены на фотографии. А две, оставшиеся пока в живых, не считая мадам Лаббе, - это, очевидно, те, чей скорый конец предсказывал убийца.

- Благодарю вас, мать-настоятельница . Я должен немедленно идти... Меня ждут...

Впрочем, это была правда. Скоро комиссар должен прийти на примерку. Возможно, маленький портной вел себя не так, как полагалось. Он не привык к монастырям.

Тем хуже, если его посчитают сумасшедшим или дурно воспитанным.

Он благодарил, отпускал поклоны, пятился к двери, в ту минуту, когда он выходил на улицу, его охватил страх при мысли о возможно притаившемся в темноте шляпнике. Ведь теперь, если иметь в виду, что он вышел, откуда вышел, его песенка спета.

- Я могу вам сказать, господин комиссар, кто следующая жертва... Ею станет, во всяком случае, одна из двух женщин, которых я вам назову. Но вначале я хотел бы, чтобы вы дали мне некоторые гарантии относительно двадцати тысяч франков...

Вот что он заявит.