Поход семерых   ::   Дубинин Антон

Просто Роберт был лучше всех – по стойкому убеждению Аллена. Честный, благородный, отважный, сильный (хотя и принадлежал к тому типу людей, чья сила в глаза не бросается – ничего общего с горой мускулов с рекламного плаката). С ним было хорошо и спокойно, он всегда знал, что делать, чтобы все шло как надо – в походе, на работе, дома, на тренировке ордена. Хотя, на первый взгляд, Роберт казался настолько обыкновенным, что им можно было бы проиллюстрировать словарную статью «человек». Невысокий, но и не низкий, с русыми волосами, скорее светлыми, чем темными, не длинными и не короткими – по мочки ушей. Еще у Роберта были жесткие усы и светло-светло-серые глаза и чуть-чуть квадратные на концах пальцы с мозолями от меча. Пел он хорошо – не профессионально, а просто очень приятно, а вот в стихах не смыслил вообще ни-че-го. И сей отвратительный недостаток здорово мешал его любить. Вот, например, эта песня… Зачем бы человеку петь такую чушь? Затем, что у нее хорошая мелодия, Господи Боже мой…

– Роберт! Дорогой! Не пой, пожалуйста, этот ужас! Это ж… просто издевательство!..

– Да? А мне понравилось, особенно мелодия в припеве… Ну хорошо, могу и другое что-нибудь. Сейчас запеканка будет.

Скажи мне, что вынуждает тебя заниматься жизнью?

Скажи мне, что побуждает тебя заниматься жизнью?

Если это просто привычка, оттого, что так уж сложилось —

То это ведь не причина для смелого человека…

Но может быть, у тебя есть какая-нибудь другая,

Но может быть, у тебя есть какая-нибудь надежда…

– Роберт! А это что?

– Группа «Паранойя». Нравится?

– Конечно же, нет. Пошлость какая… Правильно эта группа называется.

Как Роберт обладал патологической глухотой к стихам, так Аллену в детстве целое семейство медведей наступило на часть уха, ответственную за музыкальный слух. Увы, никто не совершенен.

– Раньше они назывались «Крестоносцы», братик, так что не огорчайся. Хватит брюзжать, иди запеканку есть. Кстати, как твой зачет?

«Ну вот, я так и знал, началось», – обреченно подумал Аллен и поплелся на кухню, заправляя короткие светлые прядки за уши. Он все никак не мог привыкнуть, что сделать «хвостик» на затылке теперь невозможно. Раньше волосы достигали середины спины, и Аллен ими очень гордился, но не так давно случилась неприятность, из-за которой пришлось постричься…

За столом младший брат потянулся и снял с плеча старшего длинный белый волос.

– С Ларой встречался? – показывая улику, спросил он.

Лара была дама его брата, на следы ее присутствия (шпильки на ковре или вот этот волос) Аллен периодически натыкался, но саму ее так до сих пор и не видел – при том что с Робертом она общалась уже года полтора. Что-то у них там не ладилось, никак они не могли расстаться или пожениться, брат иногда возвращался вечером пришибленный и непривычно тихий, ничего не хотел рассказывать, и Аллен остервенело махал тренировочным мечом в прихожей (вечерняя зарядка) и думал, что если эта женщина что-нибудь плохое Роберту сделает, как-нибудь его обманет – он тогда ее, он тогда… Эту подлую изменницу…

Но бывало и иначе – Роберт радостно брился в ванной, крича оттуда, что скоро всех ждет большой, очень хороший сюрприз, что у них в доме явно не хватает хозяйки. «Ты так не думаешь, а, братик? Женская рука, тюлевые занавески в кухне и суп вместо пельменей?» И Аллен покладисто соглашался, искренне радуясь за брата, и только маленький темный человечек у него в голове грыз губы от обиды, что кто-то претендует на его, Аллена, собственность, на его личного Роберта, какая-то незнакомая девица, которой нельзя доверять…

Еще иногда Аллен с Ларой говорил по телефону: «Да, Роберт дома» или «Позвоните попозже, вечером».