Прежде, чем умру   ::   Борунь Кшиштоф

Правда, я поссорился с ней именно из-за того, что она заподозрила меня в связи с Анной, не хотела верить, что я целые ночи занят в лаборатории... Но так было на самом деле...

Священник. А Мартенсберг?

Узник. Это совсем другое. Он действительно делал все, чтобы вскружить Анне голову. Так она легче могла стать его слепым орудием. Из-за него я превратился в убийцу. Но дело не в ревности. Я не мог допустить, чтобы он реализовал свои планы... (с возрастающим напряжением). Это было чудовищно! Ведь она не была мне безразлична. Анна долгие годы была моим другом, опекуном, чуть ли не матерью... У меня все время перед глазами эти последние минуты... Она подняла рюмку и улыбнулась мне... Я думал, что не выдержу... сломлюсь. Но она сказала: "За наш общий успех!". Это решило все. Я глядел, как она пьет... И, наверное, был страшен. Должно быть, потому Мартенсберг и обратил на меня внимание. Поэтому он так быстро сообразил, что к чему, когда почувствовал боль. Быстро связался с секретаршей... Я не успел ему помешать... Но самой страшной была та минута, когда Анна поняла... Она посмотрела на меня... Полный удивления, вопрошающий взгляд... Мог ли я убить только Мартенсберга? Я знал - если она останется в живых... все будет потеряно... Я... не хотел... а ведь... не мог иначе!.. (в отчаянии) Вы меня понимаете?

Священник. Пытаюсь понять... Но ничто не может оправдать преступления, убийства! Нарушить божью заповедь!.. Нет! Любое преднамеренное убийство, пусть даже и обусловленное высшими соображениями, остается смертным грехом. Не нам оценивать справедливость этих слов...

Узник. А кому?

Священник. Когда мы ставим свою волю выше воли бога...

Узник (прерывает). Так ведь можно доказать, что я был исполнителем воли божией. Но не в этом дело. Дело в том, что иного пути не было... Я в этом совершенно уверен. Я долго размышлял. Искал иного решения. И не нашел... Оба они должны были погибнуть. Именно тогда, когда уже я знал, что другого выхода нет, я снял этот барак. Хотел сделать там тайник... Чтобы потом, после того, что должно было случиться, выждать и посмотреть, не обнаружит ли полиция материалов, над которыми работали мы с Анной. Если бы это произошло, я все отдал бы на откуп прессе, придал бы делу всеобщую огласку. Это был второй вариант... Альтернатива. Несравнимо худшая, но выбора не было. Так или иначе, я обратился бы в полицию. Я и не собирался бежать!

Священник. И все же вы сделали попытку.

Узник. Тогда, в институте? Это было не бегство. Я говорю бессвязно... Я хотел укрыться на несколько дней в том бараке, посмотреть материалы и уничтожить все, что могло облегчить создание таких генераторов. И в то же время сохранить доказательства того, чем грозили миру эти эксперименты. Вычисления и записи я унес за день до приезда Мартенсберга. Взял также важнейшие элементы аппаратуры.

Священник. А может, у вас были другие намерения?

Узник. Вы думаете, я хотел использовать генератор для личных целей? Прокурор наверняка сказал бы именно так... Если б он только знал... Неправда! Я был не только ассистентом Анны и ее секретарем! Это я открыл эффект кумуляции! Правда, вы в этом не разбираетесь. Сегодня, после их смерти, никто не имеет об этом представления. Вы тоже должны забыть. Но теперь... мне нужно, наконец, сказать, о чем шла речь. Хотя бы в общих чертах. Я не случайно спросил вас, знаете ли вы что-нибудь о физиологическом механизме побуждений и эмоций?

Священник. Я не очень-то понимаю...

Узник. Но вы, вероятно, знаете, что в мозгу расположены центры, контролирующие эмоциональные состояния? Некоторые из них, например центры сытости, голода или жажды, четко локализованы. Иные, - например, страха, не удалось локализовать. Но это неважно. Важно то, что на процессы, протекающие в этих центрах, можно воздействовать.