Рыцарь-маг   ::   Ковальчук Игорь

Наверное, это и придавало ему смелости, когда он отдавал приказы завернуть транспорт с данью, предназначенной Мануилу, и наблюдал за тем, как чиновников-византийцев развешивают на столетних дубах.

Местным жителям такие порядки понравились. Оно и понятно: нет для крестьянина наслаждения большего, чем посмотреть, как корчится в агонии представитель власти, которого он больше всего ненавидит, – сборщик податей. Крестьянин наивен, он не думает о том, что смерть одного сборщика вовсе не означает, что налоги собирать больше не будут. Наоборот, на место одного мытаря непременно придет другой и еще злее будет выколачивать деньги, используя свою власть, такую недолгую, такую шаткую.

Восстание было поднято, и император, сумевший отправить против обнаглевшего родственника только семьдесят кораблей с воинами, потерпел поражение. Для Византии наставали тяжелые времена, когда золото, которым владели базилевсы, уже ничего не решало. Земля горела под ногами государей в расшитых золотом и драгоценными камнями одеждах, их божественное происхождение не могло дать им даже уверенности в завтрашнем дне. И не нужен был русский воевода Олег или князь Владимир, чтоб заставить задрожать высокие каменные стены Константинополя – хватало родичей правителя.

Отделился от государства один остров, откололась от единого патриархата Церковь: должно быть, кипрскому епископу лестно было возложить на себя митру патриарха, а потом в благодарность провозгласить Исаака Комнина императором Кипра. Наверное, это возвышало его в собственных глазах, хотя абсурдность ситуации была очевидна всем. Какой император? Какой патриарх? Все равно что на островке посреди дельты реки, где поместится лишь один человек, где приживется только маленький кустик тамариска, учреждать епископат.

Но – законно или нет – новоявленный государь Комнин правил на Кипре шестой год. Он был не хуже всех других государей, злоупотреблял властью не больше остальных, подати не уменьшились, даже немного увеличились – на содержание войска, на постройку укреплений. Но одно дело – роптать на базилевса (где он там – не видать), а другое – на императора, который рядом. Боязно. Государь Исаак был строг и суров, на деревьях развешивал без колебаний, так что проще было молчать и платить.

Больше всего новоявленный «священный император Кипра» не терпел франков. Его можно было понять. Он был еще ребенком, когда рыцари разграбили окрестности Константинополя, в очередной раз доказывая, что все возвышенные призывы к освобождению христианской святыни – ничто. Не зря местные крестьяне, даже те, кто аккуратно ходил к мессе, изумлялись и не понимали, зачем нужно от кого-то освобождать Гроб Господень. «Господу, наверное, все равно, – говорили они. – Ведь Он там даже не лежит». Конечно, хорошо было бы, если б паломники имели возможность поклониться святыне, но, во-первых, дельному работнику некогда тащиться куда-то на край света молиться над камнями, а во-вторых, можно подумать, до Иерусалима, находящегося под властью франкского короля, так легко добраться. Там плати, здесь плати – никаких денег не хватит на подати и налоги.

А вот если вспомнить, с каким жаром французские, германские и английские рыцари грабили всех, кто попадался на их пути, становилось понятно, зачем кому-то понадобилась пещера, заваленная грудой камней, некогда скрывшей бездыханное тело самого великого проповедника в истории человечества. Не стоило забывать и о торговых путях, проходящих через Палестину, о богатейших торговых городах побережья, о шелке, пряностях и золоте, о жемчуге и слоновой кости и, разумеется, об изобильных землях, с которых можно было собрать не один и не два, а три-четыре богатых урожая пшеницы.