Мистик-ривер   ::   Лихэйн Деннис

Давайте обсудим, кто будет производить работы. Нет? Ладно. Тогда поглядывайте за оборудованием, мальчики. Ведь неприятно будет, если, неровен час, случится пожар или что другое.

Он сядет с Вэлом и Кевином и подумает об их будущем. Городок их следует расчистить. А Бобби О'Доннел? Его будущее, решил Джимми, если он не уберется отсюда, будет не столь лучезарным.

Окончив бритье, он в последний раз взглянул на свое отражение в зеркале. Порочный? Пусть так. Он с этим проживет, потому что в сердце у него любовь и он уверен в себе. Бывают компромиссы и похуже.

Он оделся и, идя через кухню, почувствовал, что добропорядочный гражданин, которым он все эти годы прикидывался, спущен в водосток в ванной. Он слышал визг и крики девочек — кажется, кот Вэла никак не угомонится, все лижет и лижет их. И он подумал: господи, что может быть приятнее этих звуков?

На улице Шон и Лорен нашли себе местечко возле кафетерия «Нейта и Нэнси». Нора спала в коляске, поставленной в тени под навесом, а они, прислонившись к стене, ели стаканчики мороженого, и Шон, поглядывая на жену, все думал, сумеют ли они наладить совместную жизнь, или же годичная трещина, оказавшись слишком глубокой и вредоносной, уничтожила их любовь и все то хорошее, что было в их браке до сумбура последних двух лет. Лорен взяла его руку, сжала, и он, взглянув на дочь, решил, что есть в ней нечто от тех божков, которым следует поклоняться, — маленькая богиня, ничего не скажешь!

Мимо них шло праздничное шествие, а за ним на противоположной стороне улицы Шон различил Джимми и Аннабет Маркус с двумя хорошенькими девочками на плечах у Вэла и Кевина Сэвиджей. Девочки махали каждой проплывающей платформе и каждому открытому автомобилю, участвовавшим в шествии.

Двести шестнадцать лет назад, как знал Шон, здесь, на берегу канала, построили первую в этом краю тюрьму, давшую потом свое имя и самому каналу. Первыми жителями Ист-Бакинхема были тюремщики с семьями, а также жены и дети арестантов. Перемирие давалось с трудом. Арестанты, отбывшие срок, выходили из тюрьмы подчас слишком дряхлыми и обессиленными, чтобы отправляться в дальний путь, и вскоре Ист-Бакинхем приобрел известность как обиталище всяческих подонков. На главной улице и грязных переулках вокруг, как грибы, росли салуны, и тюремщики передвинулись подальше, в холмы, иными словами, заселили Стрелку, получив таким образом новую возможность свысока поглядывать на бывших своих заключенных. Начало XIX века принесло процветание скотопромышленникам, на месте теперешней автострады возникли скотопригонные дворы; скот подвозили к самой Сидней-стрит, сгружали для пешего перегона к эпицентру нынешнего праздничного шествия. Поколения же бывших арестантов и рабочих на бойнях, а также их отпрыски протянули район Плешки до самого скотопрогона. На заре очередного реформистского движения была закрыта тюрьма, бум скотопромышленности завершился, салуны же все множились и множились. Потом последовали волна ирландской иммиграции, волна иммиграции итальянской, чуть ли не вдвое более многочисленной; была построена надземка, и жители потянулись в город за работой, но на закате они всегда возвращались в родные места. Они любили свой маленький Ист-Бакинхем, потому что создали его, знали все его радости и горести, и, что самое главное, ничто, здесь происходящее, не способно было их удивить. Была своя логика и в коррупции, и в кровавых разборках, и в пьяных драках в баре, и в игре в лапту, и в любовных ласках субботними утрами. Никто, кроме них, этой логики не видел. Никто, кроме них, и не был здесь своим.